– Может быть, – спокойно согласилась Лань. – Мы, лаилле, наверное, просто не умеем по-другому. Черный и алый, говоришь?
– она не то вздохнула, не то усмехнулась. – Аки бездны адские….
– Или как его обычная одежда, – неожиданно даже для себя вырвалось у Растара.
Она приподнялась, опираясь на локоть.
– Слушай, монах, а расскажи мне о нем! Он же у вас в городе четыре месяца провел – вполне достаточно, чтобы получить впечатление….
Растар задумался.
– Что ты хочешь услышать, Лань? Где бы он ни появлялся, он тут же притягивал к себе все взоры, еще до того, как брал в руки гитару. Было в нем что-то…. даже и назвать не могу.
Словно свет над бездной. По-моему, все женщины в городе были в него влюблены – от дочери бургомистра до последней судомойки.
Отцу Эллери было угодно видеть в этом дьявольский соблазн – что ж…. это не мои проблемы. Его называли красивым, но даже если это и так, то красота эта словно светилась изнутри – из взгляда, из улыбки…. Порой он и мне самому казался ведомым какими-то силами – но так не хотелось верить, что это силы мрака! А песни его…. да что тут говорить, ты же Владычица Песен, ты про них все лучше всех знаешь….
Странное выражение разлилось по лицу Лани – какой-то тихий мечтательный экстаз.
– А ведь все вы видели его моими глазами, – раздельно, почти счастливо прошептала она. – И это я целовала его губами всех тех женщин, что были без ума от него!
Глаза ее заблестели, голос обрел серебристые нотки:
– Может, я и идеализировала его в чем-то, может, наоборот – знала лучше, чем он сам себя…. Но как же хотелось, чтобы весь мир увидел его таким, каким он виделся мне! Стыдно признаться – иногда просто сидела, смотрела в свое несчастное зеркало и одежду ему придумывала. Такую, чтоб подчеркнула в нем все то, что видно было лишь мне одной…. – она снова рухнула на солому и зарылась лицом в куртку.
– Знаешь, кажется, я понял, – медленно проговорил Растар.
– Это же главный твой дар – передавать людям собственные переживания. Ты делала это, и когда пела сама, и когда несла людям чужие песни – видела небо, которого не видели другие, и делала так, чтобы и они увидели…. И когда его душа завладела твоим телом, этот дар достался ему в наследство – но не только дар. Уж не знаю, каким он был на самом деле, но ты призвала его в мир таким, как видела сама, и сделала таким, каким хотела, чтобы он был. Пересоздала заново по своему образу и подобию.
Не знаю, чем стало для него это – болью или благом, но ты все-таки подарила миру то, что желала. И получила свое право и свою причастность.
