Как же ее звали-то, эту девчонку, которую он, кажется, даже поцеловал в конце вечера?…
Обозвал он принцессу гадюкой,
Арбалет об колено разбил,
Сделал круглым меня идиотом
И в Патруль добровольно вступил….
– А ты все так же пытаешься составить свою карту миров? – спросил Гинтабар, когда Доннкад завершил песню.
– И немало в этом преуспел, – довольно кивнул тот. – Есть в нашем изгнании и кое-что положительное – теперь, когда на мне не висят эти несчастные владения, которыми надо заниматься, я куда больше свободен в своих передвижениях. Уже набросал сетку зон проходимости между основными зодиакальными мирами…. хочешь, покажу?
– Не сейчас, – отмахнулся Гинтабар. – Ты лучше еще спой.
«Ренегата», например, или марш легионеров….
– Да кто тут, в конце концов, бард – я или ты? – Доннкад приподнялся и демонстративно, через стол, протянул ему гитару.
– «Спой, спой» – а сам за вечер рта не раскрыл! Теперь твоя очередь!
Он принял гитару – но отвел глаза. Тронул струны как-то по-особому трепетно, и из-под его пальцев заструилось вступление к «Снежной тишине» – он помнил, что это любимая песня Доннкада….
Все выложил, и лишь об одном умолчал, самую малость не досказал – о том, что старая Хасса назвала когда-то вином Великой Матери. И теперь пел, не слыша собственного голоса, и больше всего боялся и в этих глазах увидеть знакомую до боли поволоку завороженности. И видел уже, как встрепенулась в своем кресле Ативьена – и застыла, то ли вслушиваясь во что-то между строк песни, то ли пытаясь что-то припомнить….
Доиграл. Поднял голову. И натолкнулся на тревожный проницательный взгляд, сжимаясь от того, что должно вот-вот произойти….
– Так…. – голос Доннкада странно изменился, и даже обычная легкая картавинка стала заметнее. – Извини, можно нескромный вопрос?
– Спрашивай, – уронил Гинтабар, из последних сил пытаясь казаться невозмутимым.
– За все эти два года…. ты написал хотя бы одну новую вещь?
А ведь действительно…. Почему-то и об этом он раньше не задумывался, словно кто-то специально не пускал эту мысль в его сознание. Но раньше, в Хир-Хаанаре, бывало хотя бы по четыре-пять стоящих вещей в год, не считая всякой ерунды. За эти же два года – лишь толком не отделанное и так и не легшее на музыку «Госпоже моей смерти». Да и то – в самом начале, в Силлеке, еще до Лиула….
– Можешь не отвечать, – куда, на какой край света сбежать от этого понимания, что сквозит в голосе Доннкада? – Не хочу обижать тебя, но сейчас ты играл едва ли в половину своих прежних возможностей.
