Санкт-Петербург. 8 августа
Когда рано утром Сирийцу позвонили и сообщили, что груз не прибыл на место, он просто не поверил услышанному. Бросив трубку, он сам перезвонил в Хельсинки, чтобы убедиться в случившемся. Ему даже пришло в голову, что этой чей-то глупый розыгрыш. Но когда один из его людей сообщил, что в квартире Сухарева никого нет, а его жена явно сбежала из дому, Сириец понял, что случилось страшное. Самое страшное, что только могло произойти. Он не боялся ничего на свете, не боялся ни прокуроров, ни судей, ни заключенных. Человек, отбывающий наказание в тюрьме, проходит там своеобразный тест на мужество. Если ему удается сохранить себя в тюрьме, значит, он и в дальнейшей жизни не пропадет. Если не удается, то его участь плачевна. Но если в тюрьме заключенный становится паханом или его коронуют, то это уже человек, не знающий, что такое страх смерти. Сказанное, конечно, относится к тем ворам в законе, которых короновали по-настоящему и которые заслужили это право своей судьбой.
Сириец был именно таким вором в законе, своего рода «заслуженным» рецидивистом, заслужившим свое звание в лагерях. Но когда он представил, что с ним могут сделать за утерю груза, у него потемнело в глазах от страха. Он приказал собрать всех своих людей, всех, кого только можно было найти в эти утренние часы. И сам позвонил нескольким очень авторитетным людям, чтобы они помогли ему своими боевиками в столь трудный час. Он все боялся сообщать заказчику, все оттягивал этот момент, пока не позвонил его мобильный телефон.
— Здравствуй, Сириец, — сказал кто-то неприятным басом.
— Здравствуй. — Он сразу узнал говорившего. Да и кому, кроме него и придурка Сухарева, пришло бы в голову побеспокоить Сирийца в такой момент? Но Сухарев был далеко.
— Говорят, у тебя проблемы? — тяжело прошипел в трубку бас.
— Небольшие. Но это не так страшно. Мы все исправим. Все быстро исправим, — пообещал Сириец.
— Исправляй, — согласился позвонивший, — мои друзья звонили из Парижа, очень волнуются. А раз они волнуются, то и я начинаю нервничать. Ты понимаешь. Сириец, сколько людей из-за тебя нервничает?
Это была угроза, открытая угроза. Никто и никогда не смел так говорить с Сирийцем, даже позвонивший, но Сириец знал, что сейчас он виноват. И сейчас на него могут спустить таких собак, что обижаться просто нецелесообразно. Он может спрятать свою гордость куда-нибудь подальше и вспомнить о ней потом, позже, когда вопрос будет решен.
