По-прежнему Моргиан находилась далеко от сына, но как изменилась ее жизнь, — это было сродни воскресению! Все дни ее были наполнены ожиданием его писем, к которым часто прилагался какой-нибудь подарок. Несколько раз он даже приезжал сам или она выезжала ему навстречу, и сердце ее заходилось от гордости… Войдя в пору, Мордрет расцвел дерзкой, смущающей красотой, заставляющей дам искать опору для ослабевших ног, а рассудительная, выдержанная манера держать себя побуждала быть внимательным к нему солидных мужей, тем более, что прислушаться было к чему.
Мордрет полностью посвятил себя каждодневным насущным нуждам, и если победы Артура обеспечивали безопасность для страны, то его сын в тоже время заботился о ее процветании. И это полностью устраивало Моргиан: хотя она знала, что Мордрет излишней горячностью не страдает, является хорошим умелым воином, но каждый раз, когда ему приходилось сражаться, сходила с ума от беспокойства.
По-настоящему она была счастлива, когда могла быть полезна ему, хотя бы советом, или какой-нибудь информацией. Редко кто из сыновей в таком возрасте уделяет много внимания матери, тем более, если их разделяет расстояние. Тем более, если она в опале, хотя Артур уже не приказывал охранять ее так тщательно, и она жила фактически в свое удовольствие.
Но письма были ее главным сокровищем: Моргиан помнила наизусть каждое, — столько раз она перечитывала их. Но каждый раз на смену радости от долгожданного известия приходила тревога и печаль. Наверное, в письмах Мордрету было легче быть откровенным, хотя и при встречах он больше не отгораживался от нее, — но, поверяя мысли мертвой вещи, ты лишь немногим более открыт, чем оставаясь наедине с собой…
Казалось, она могла радоваться, что ее сын занимает положение, которого достоин — не столько по крови, сколько по духу. Как бы трудно ему не было — он мужчина, а мужчине, тем более обладающему внутренней силой, мало для счастья уверенности в любви. Как всякий мужчина он жаждал дела и успеха в нем. Но — между строк читалось, что за долгие годы он так и не стал Каэр Меллоту своим. Он не принадлежал ни городу, ни Круглому Столу. Он слишком выделялся. Он был чужим, но это было только пол беды. Ведь Мордрет сам привык противопоставлять себя всем и вся. Он не пытался ни заслужить, ни завоевать любовь тех, кто окружал Артура и самого короля, а уважение которое к нему питали — было подобно уважению к опытному и искусному бойцу, с которым опасаешься встретиться на ристалище.
