Причины же, по которым меарцы недолюбливали Дункана, были связаны исключительно с его мирскими делами; ибо по смерти отца, не оставившего другого наследника, Дункан принял титул герцога Кассана и графа Кирни, а оба некогда принадлежали Старой Меаре. Для поборников меарской независимости, не покладая рук трудившихся во имя грядущей Возрожденной Меары, герцог Кассан, верный Гвиннедской короне, был лишь докукой у северной границ: знай, ходи да не спускай с него глаз, как многие годы не спускали глаз с отца Дункана. Но если такой герцог — еще и высокопоставленный служитель Церкви, а единственный в Меаре епископат неожиданно оказывается свободен, дела принимают совершенно иной оборот. Верный королю герцог Кассанский, который станет еще и епископом Меарским, получит одновременно духовную и светскую власть над двумя обширными областями. Более того, избрание Дункана в епископы любой епархии возбудило бы в Меаре подозрения. Ибо даже если бы у него самого не было подобных устремлений, его настрой существенно повлияет на подбор того, кто в итоге займет Меарский престол. Преподобный герцог Кассан, таким образом, представлял собой угрозу, хотя он пока что и казался безобидным секретарем-священником, мирно сидящим подле архиепископа Ремутского.
Вновь подавив кашель, Морган опять взглянул вниз в палату — там Келсон все еще продолжал свою речь — затем взгляд Моргана лениво скользнул по его собственному телу — да, ему немалых усилий стоило сделать свой образ менее устрашающим за последние два года. Исчез мрачный черный наряд, который более молодой и дерзкий Морган с удовольствием нашивал, будучи тенью и конфидентом Бриона. Кардиель начистоту заявил ему, что подобные пристрастия лишь способствуют укреплению того предубежденного взгляда на Дерини, который еще присущ большинству.
— Зачем одеваться, точно Враг Рода Людского? — спросил его Кардиель. — Ты показал своими многочисленными действиями, что служишь Свету, а не Тьме. Послушай, ты со своими светлыми волосами и этим тонким лицом, словно сошел с росписей купола моей часовни: один из посланцев Господа, возможно даже, сам благословенный Михаил!
И лорд Рэтолд, его гардеробщик в Короте, не менее безжалостно допекал его по поводу его герцогского облика.
— Вы просто обязаны думать о вашем народе, ваша светлость! — упрямо твердил ему Рэтолд. — Вы одеваетесь, точно простой солдат, чуть вам дашь волю. Никому нет радости думать, что он служит обнищавшему господину — или если прочие так думают! Это вопрос чести.
