«Он, как всегда, прав», – размышляла Марина, но не могла смириться с этим. Слишком уж страшным, дискомфортным представлялся ей мир, в котором главным становились настороженность и недоверие.
Игорь не торопился возвращаться на кухню. «Дает мне время подумать», – поняла Марина. Она погасила мешавший ей свет и сама пошла навстречу мужу по вновь возникшей в темноте светлой лунной дорожке…
Шли дни, и Марина стала забывать о конфликте с Серегиным и его пугающих криминальных проблемах. В модном сообществе, где все знают обо всех, о Серегине разговоров не было. Правда, Серегин всегда держался в тени, старался не давать повода обсуждать свои дела и проблемы. Работы у Марины и Игоря было много, к тому же активизировалась светская жизнь, которую ни она, ни ее муж не могли позволить себе игнорировать. Магринов ей не звонил, Серегин, разумеется, тоже. И только иногда, случайно, Марина вдруг вспоминала Николая Андреевича и то, какой одинокий и несчастный сидел он в кафе после их ухода. В такие минуты она чувствовала себя виноватой, ей хотелось сразу же позвонить Серегину, извиниться, узнать, как он там, но наваливались неотложные дела, другие люди требовали ее внимания, и она откладывала звонок на завтра. Мимолетное ощущение тревоги и даже вины уходило, забывалось под грузом деловой и житейской суеты.
Марина все еще не решилась на разговор со своим издателем о том, чтобы хоть немного увеличить штат редакции. Ей хватило бы двух человек – полноценного зама и еще одного редактора. Ставку редактора можно было бы разделить и вместо одного взять двух человек. Это, конечно, не самый красивый прием: полставочники все равно работают на полную катушку, но некоторых журналистов этот вариант мог бы устроить, найти нормальную работу в наши дни не так-то и просто. Все это были только планы, намерения, а пока они с Ольгой Слуцкой и двумя художественными редакторами вынуждены были сидеть на работе допоздна.
Марина просматривала фотоматериалы с парижской Недели прет-а-порте. Тогда, на показах, все только и говорили о том, что в коллекциях западных модельеров появилась русская тема. Это было достаточно странное и даже удивительное явление, тем более что ни русские модельеры, ни тем более отечественная индустрия к этому никакого отношения не имели. Как и в те годы, когда Ив Сен-Лоран показал свою знаменитую «русскую коллекцию», и потом, когда в моду вошли русские сапожки, и позже, когда итальянки Фенди впервые показали и выпустили в продажу ушанки. Неизвестно, какой из пяти сестер Фенди пришла в голову идея освободить от жесткого каркаса наши серьезные головные уборы, сделать пластичной и элегантной форму «ушек», но шапки получились игривыми и даже небрежно-элегантными. Носить их стали не только с демисезонными и зимними пальто, но и с декольтированными вечерними платьями. Впрочем, эта идея могла принадлежать и Карлу Лагерфельду, который активно сотрудничал с Домом Фенди…
