И Люда лихорадочно искала, и находила здесь точку опоры.
— Господи, — думала она, возвращаясь. — Ну что значит весь этот мир!?
Пока есть мое вечное «я», от которого зависит мое бытие, какое мне дело до мира, — на том, или на этом свете, какие бы формы он не принимал. Если есть высшее «Я», значит, есть и я сама, и всегда буду, потому что мы одно, а все эти оболочки, тела, ну и что? И хоть провались этот мир или нет — это не затронет высшее «я», и потому, какое мне до всей этой Вселенной дело?!
И безграничное, всеохватывающее чувство самобытия захлестнуло ее. Она поглядела издалека на кладбище. «Какой бред» — почти сказала она вслух.
Все для нее как бы распалось на три части: на так называемый мир, далее — родная, но непостижимая до конца Россия, и, наконец, ее вечное «я», скрытое в глубине ее души…
С этого момента произошел сдвиг.
Правда, одна история, случившаяся сразу после смерти Лени, немного закрутила ее.
Ее прежние любимцы, люди, сдвинутые чуть-чуть за свое бытие, то и дело попадались ей. И вот один из них действительно поразил ее. Человек этот был уже в годах и обуянный желанием остановить время. Имел он в виду, конечно, свое собственное время, для себя, а не претендовал, чтоб остановить время в миру, что, доступно, понятно одному Брахману… точнее Шиве: для искоренения всего, что есть.
Чего только не вытворял этот человек! Был он совершенно одинокий и даже полуобразованный, но Люду умилял своими высказываниями о том, что и к концу жизни отдельного человека — и особенно к концу мира — время страшно ускоряется, и будет ускоряться все быстрее и быстрее, так что перед всеобщим концом люди будут ощущать свою жизнь как пролетевшую за один миг. Но что есть-де способы время это замедлять и тем самым оттеснять себя, потихонечку, стук за стуком, от гибели, от черты-с! — покрикивал он на самого себя.
Впервые рассказал он ей все это после соития, за бутылкой водки, когда Люда прикорнула у окошечка с геранью, и солнце опаляло сладостный старо-московский дворик с лужайками и ленивыми котами.
Люде все время вспоминались стихи:
Как ударит в соборе колокол:
Сволокут меня черти волоком
Я за чаркой с тобою распитой…
Но за возможность «останавливать» время она жадно уцепилась.
— Ух, какая ты ненасытная — удивился он ей тогда. — Я в твои годы об этом еще не думал…
И от изумления он осушил залпом стакан горьковато-пустынной водки. «Вот народ-то пошел — пробормотал он потом — как за жизнь хватаются, даже молодые!»
