Самурайша | страница 51
Эрик Берней не только не попытался исправить положение, но и — противу всех правил и традиций! — неожиданно вскочил и скрылся за кулисами.
Хисако Берней сохранила полное самообладание. Она кивком успокоила публику и исполнила две последние сонаты Шуберта, на час и двадцать минут завладев вниманием меломанов. До сих пор исполнительская судьба пианистки была тесно связана с судьбой ее мужа, она никогда не давала сольных концертов, но в этот вечер ей выпал шанс продемонстрировать ошеломленной публике виртуозность и властную силу Марты Аргерих[9] и бесконечно трогательную и тонкую вдохновенность Клары Хаскил.[10]
Этот концерт мог стать оглушительным провалом, но завершился бурной продолжительной овацией: публика аплодировала Хисако Берней стоя. Отныне она, вне всяких сомнений, будет играть сольные концерты. Устроители нынешних гастролей уже предложили ей вернуться через два года и записать полное собрание шубертовских сонат.
— Спрашиваю в последний раз, Эрик: что на вас нашло? — Кулак Мосли с грохотом обрушивается на стол.
Он тут же отдергивает руку, едва не задохнувшись от брезгливости: столешница покрыта чем-то липким, а Мосли одержим чистотой.
— Вы хоть изредка убираете квартиру? — возмущенно бурчит он.
— Никогда не убираем! — признается Эрик. — Семейная традиция. Когда мой отец еще жил во Франции, стены над лестницей в его доме украшали абстрактные барельефы. Они были там всегда и считались частью декора, пока однажды мой друг ботаник не открыл отцу глаза: оказывается, барельефы были вовсе не барельефы, а гигантские грибы.
— Какой ужас! Надеюсь, ваш отец счистил эту дрянь со стен?
— Вовсе нет. Он считал их частью дома, ведь они никогда никому не мешали. Но отец совершил ошибку. Грибы-захватчики так разрослись, что воевать с ними было бессмысленно — пришлось разрушить дом. Однако вы пришли не ради разговоров о моем отце…
— Это, конечно, не мое дело, но, судя по всему, беспорядок давно одержал в вашем доме полную и безоговорочную победу… — Мосли удрученно вздыхает. — Могу я помыть руки?
Эрик указывает импресарио дорогу в ванную.
— Возьмите это полотенце, оно только что из прачечной.
— Прачечная! У вас нет стиральной машины?
— Была когда-то давно. Мы ее отдали — инструкция оказалась на немецком. Ни один из нас по-немецки не говорит.
— Но ваша жена японка, Эрик! Ее соотечественники моются, прежде чем принять ванну! Такой чистоты, как в японских отелях, нет нигде в мире. Хисако не занимается домом?