Искры в камине | страница 37



А я остался слушать, как мое сердце ломится изнутри в ребра. Так Петракова только что ломилась в классную дверь. Вот и попробуй, представь себе, что все это – кино! Нет, не всегда это удается, далеко не всегда…

Снова голоса, и потом – хлоп! хлоп!

Я начал рвать на себя дверь, чувствуя, как меня разбирает ярость, настоящая ярость, от которой мне всегда потом и самому бывает страшно.

Нет, там не жулики! Уж один-то голос я точно узнал, там закрылись вовсе не чужие…

Вдруг дверь распахнулась, я чуть не получил ею по лбу… и из класса вскочила… правильно, Рита в обнимку со своей дубленкой… Как-то странно, исподлобья глянула на меня, прикусила нижнюю губу и быстро пошла прочь, одеваясь на ходу.

А в классе стоял рядом с умывальником Кушнарев со встрепанными волосами и весь красный и смотрел на меня глазами бешеной собаки.

– Ты почему не открывал? Не слышал, что ли?

– Отвалил бы ты отсюда, а, Шапкин? Отвали!

– Моя фамилия – Шапошников! Слышишь, ты, тварь…

Очнулся я, когда Надька влетела в класс, вцепилась в мои плечи и стала оттягивать назад. Опомнился и отпустил ворот кушнаревской рубашки, который скрутил так, что лицо Кушнарева из красного уже превращалось в синее… Теперь мы с ним оба могли дышать. Дело в том, что когда на меня вот это накатывает… ну, ненависть… я начинаю задыхаться. По-настоящему задыхаться. Как сумасшедший делаюсь, честное слово.

Мне редко приходилось драться. Вообще, я считаю, это очень глупое занятие. Дикость, жестокость – это все само собой, но главное, по-моему, – это глупость. Потому что в драке, если вдуматься, проигрывают все… Но порой находит на меня что-то… отчего, говорю вам, самому бывает жутко: перестаю себя помнить. Это когда уж за самое живое задевают.

Кушнарев подобрал с пола пуговку и прямо зубы оскалил и заскрипел ими на всю школу, как немазаными ржавыми петлями. И выбежал вон.



Надька проводила его злорадным взглядом и застонала, закатывая глаза под лоб:

– О-ой-й-й, Шапошнико-ов… Чего я сейчас видела-а… Он ей чего-то: ля-ля-ля, ля-ля-ля! А я стою же под окном! Но, гадство… Нич-чего не слышно! Ритка – ну рысь настоящая! Он ей: ля-ля-ля! Только руку протянул – а она его: хлесь! хлесь по харе! Слышь, а чего это ты с Кушнарем схватился, а? Тоже, что ли, в Ритку втрескался? Ну и дурак! Плевала она на всех на вас! Не ее поля ягоды! Ну, Кушнарь… Ну заполучил! Ну держи…

Я машинально взял протянутую мне сигарету. Надька просунула швабру в дверную ручку, накинула пальто на плечи, и мы отошли к открытому окну, сели там на парту.