Заключенных переводили из рабочей группы в другую, и из барака в барак, чтобы не могли устанавливаться близкие отношения. Я, например сменил около 20 групп и 5 бараков (по 200–300 заключенных в каждом). Так я познакомился примерно с 600 заключенными в Дахау (из 6000) и с 900 в Бухенвальде (из 8000). Только заключенные одной категории (уголовные, политические, гомосексуалисты) жили все время вместе, но на время работ смешивались с другими категориями. Так что, если был интерес, на работе можно было побеседовать с заключенным из любой категории.
Предвзятость слушателя
Среди заключенных мне удалось найти двух человек, которые были не против заниматься психоаналитическими наблюдениями и делиться ими, например, во время утренней переклички. Мне они очень помогли в сборе материала.28
После освобождения из лагеря, когда мое здоровье поправилось, а главное, я почувствовал себя в безопасности, эмигрировав в Америку, многое из, казалось бы, забытого, вернулось ко мне. Я начал переносить все это на бумагу.
Проблема была и в том, чтобы не было свидетелей при психоаналитическом опросе наблюдаемого. Еще труднее было оставаться объективным, когда обсуждались вопросы, вызывающие сильные эмоции. Надеюсь, что понимание этого позволило мне избежать наиболее очевидных просчетов.
Шок от заключения
Внезапные личностные изменения связаны с травматическими воздействиями. Первый такой шок человек получает при аресте, второй при крайне жестком обращении с ним. Они могут сочетаться, а могут быть разделены во времени. Транспортировка в лагерь также является инициацией в мучения.
Восприятие же травматической ситуации зависит от личности человека, от его социального происхождения и политических взглядов. Также важно был ли уже опыт отсидки за уголовные или политические преступления.29
Неполитические из среднего класса (меньшинство в концлагере) труднее всего переживали заключение. Они долго не могли понять, что случилось с ними и почему. При наказаниях они уверяли СС, что никогда не сопротивлялись нацизму и были послушны закону. Они считали свое заключение ошибкой. Эсэсовцы издевались над ними, как хотели. Этих заключенных больше всего подавляло, когда к ним относились, как к обычным уголовникам. Их поведение показывает, насколько слаб был аполитичный средний немецкий класс в противостоянии национал-социализму. У этого класса не было принципиальности ни по философским, ни по этическим, ни по политическим, ни по социальным вопросам. Их самоуважение покоилось на семейном или профессиональном благополучии. В лагере их больше всего унижало обращение на ты и презрение к их статусу. И именно эта утрата статуса разрушала их личность. Часто самоубийства происходили среди людей этой группы. Многие из них впадали в депрессию, бытовые дрязги, постоянное саможаление. Их третировали и обкрадывали, что поощрялось эсэсовцами. Они были неспособны к самостоятельности и копировали поведение других, в основном, уголовников. Некоторые прислуживали эсэсовцам, становясь их шпионами (обычно в лагере шпионили только уголовники). СС покрывала информатора, пока он был необходим, затем с ним расправлялись заключенные.
