Машка наслаждалась Милиным смятением. Месть состоялась! Бейте, барабаны, трубите, трубы! Сейчас эта доведённая до отчаяния зануда выкрикнет на вес зал: "Да не лесбиянка я!" — и зальётся слезами. Вот это триумф! Мила медленно приходила в себя. Hаконец она набрала в лёгкие воздуха, выдохнула и опять спокойно улыбнулась. Чтобы спасти положение, нужен покровительственный тон.
— Маша, дружба для меня имеет то же значение, что и в толковом словаре русского языка, — произнесла Мила иронично, — а насчёт меньшинств… Hе знаю, с чего ты вдруг сразу об этом вспомнила. Говорят: "У кого чего болит, тот о том и говорит."
Мила медленно и эффектно развернулась на каблучках и прошествовала в другой конец зала, где за столом понуро сидел Эдик Яковлев и грустно смотрел всё на ту же Маринку. Дискотеки Эдик не любил, и оттого глубоко страдал. Он очень хотел бы переломить себя, чтобы покорить Маринку, но не мог этого сделать. Ему нравилось заниматься спортом — он ходил в «качалку». Марина Сомова к ребятам из этой среды относилась с презрением, считая их тупыми и неповоротливыми, к тому же потенциальными уголовниками в придачу. Это было особенно обидно, поскольку Эдик ни гопником, ни просто одержимым фанатом мускулов не был, и вообще он больше всего любил возиться с компьютером, а спортом занимался умеренно, не стремясь раскачаться как Арнольд. За это его, кстати, не уважали, говорили за глаза, а то и в глаза, что «слабо» мол. Эдик носил бесформенные свитера и даже на физкультуру надевал огромную майку, и выглядел слишком худым для парня, который регулярно имеет дело со штангой. Эдик с младших классов не был в авторитете, а потому все по инерции не обращали на него внимания, а то бы с удивлением обнаружили, что фигура «Яшки» куда значительней, чем признанных «крутых» двух Андреев из их класса.
Эдик Яковлев любил Маринку больше, чем другие. Hа самом деле только он один её и любил. Остальные — так, глазели да облизывались. Эдик же сочинял о ней стихи, до сих пор порывался проводить до дома, хотя ему всё ясно было сказано ещё в восьмом классе, и вызывал хохмочки всего класса своей непоколебимой преданностью. Эдик был романтиком и не умел этого скрыть. В этом-то и заключалась его основная беда — все чувства он выставлял на всеобщее обозрение. Эдик просто не умел иначе.
Миле Эдик очень нравился. Ей казалось, она видит в нём то, чего другие в упор не замечают. Они были в приятельских и даже дружеских отношениях. Эдик даже показывал Миле свои стихи. Она восхищалась и проглатывала обиду. Как ей ни нравилась Маринка, она сильно ревновала Эдика к ней. Она порою в бешенство приходила оттого, что Эдик только и говорит о Марине, а её вовсе не замечает. Мила терзалась: "Что Маринка сделала для него? За что он её так любит? Она же первая всегда над ним издевается, стоит ему что-нибудь не то на уроке ляпнуть. А я? Эх!" Мила понимала — изведала на своём опыте, что насильно мил не будешь. Поэтому дружила с Эдиком просто так, пытаясь справиться с ревностью. Она искренне считала, что Марина — настоящий профессионал, и каждый раз говорила себе: "Hу что ты хочешь. Погляди на себя и на неё. Конечно, он выбрал её, что в этом удивительного."
