Нас начали преследовать не сразу, и через час или немногим больше мы ушли от них на приличное расстояние. Потом снова начался дождь, и мы продвигались вперед очень медленно. Без звезд на небе нам приходилось полностью полагаться на Марию и ее способность ориентироваться. Мы нашли пещеру уже в начале дня и сначала несколько часов проспали. А потом нас нашел Милаб, и нам пришлось его убить.
Как долго может длиться эта фаза? Если она такая же продолжительная, как летняя и зимняя фазы, то они обязательно нас выследят. Внутри купола, наверное, было бы безопаснее. Если, конечно, мы до него доберемся…
Шум… Мария!
МАРИЯ
Теперь я могу легко произнести это. Может быть, это даже в какой-то мере интересно. Ни одному из нас не выжить. Я уже перестала волноваться и сейчас по ту сторону всякого человеческого достоинства. Во всяком случае, нет ничего, о чем нужно было бы волноваться и заботиться; совсем ничего.
Выяснилось, что вверх по течению хлюпал Габриэль. Я выбежала из своего укрытия, обняла его и прижала к себе; мы оба впали немного в истерию от этой встречи. Во всяком случае, у него появилась эрекция, и мы заинтересовались этим; потом мы ушли в укрытие и заинтересовались этим снова.
Это первое счастливое событие, о котором я могу сообщить за все это долгое время. Сейчас я гляжу на него спящего и сдерживаю желание сделать третью попытку. В последний раз перед смертью.
Странное состояние: я снова чувствую себя девочкой, внутренне кипящей и возбужденной и одновременно обреченной. Как смертельно больной пациент, возбужденный лекарствами и знанием о предстоящей смерти.
Уйти от них нет никакой возможности. Они выследят нас и разорвут на куски; может, сегодня же, может, завтра. Они нас получат.
О, Габ, просыпайся!
Нужно быть разумной. Эта дикость — просто очередная стадия. Они не ведают, что творят. Как в фазе сексуальности и родов. Уже завтра они могут опять превратиться в дружелюбных существ, покорных, как овцы. Или в художников. Или неделю спустя изобретут колесо. Какая странная, дрянная мешанина…
Должно быть, это цена выживания. Это определенно служит для того, чтобы устранять слабых членов расы. И убийство большей части самок до начала полового созревания выравнивает количество потомства — или, может быть, количество выброшенных детей является ответом на недостаток самок? В любом случае, это ламаркизм. Я не могу последовательно думать.
Но отношение к нам ни в коем случае не является инстинктивным, так как мы не принадлежим к их обычному окружению. Может, мы сами по незнанию стали причиной их аномального поведения. Реакция на стресс. Например, наш запах. Бурный механизм вытеснения. Кому это захочется знать? Может быть, кто-то и обнаружит, кто прослушает этот зуб. Вы меня извините; у нас осталось не так уж много времени. Я разбужу Габа.
