— На Касикьяре.
Родригиш недоверчиво хмыкнул:
— И как ты думаешь доставить рояль на Касикьяре? Это самая порожистая река на свете.
— Ну это уж мое дело.
Родригиш пару секунд помолчал, а потом начал снова:
— Ладно, твое дело, конечно. Но все-таки послушай, я совершенно не понимаю, как ты хочешь...
— А я понимаю! — перебил его Амазон. — Я отлично понимаю, что буду делать. Погружу рояль на корабль и поплыву дальше.
Полковник был ошеломлен, просто раздавлен всем, что произошло. Первый раз за много-много лет он проиграл в кости. Проиграл изумруд, рояль да еще и свое судно. Не считая потерянной чести. Он был убит, он больше не мог следить за событиями. Весь его мир внезапно рухнул, а он остался стоять, опустив руки и повторяя на разные лады одну и ту же мысль:
— Если все будет удачно, то на надежном корабле можно доставить рояль в Сан-Карлус, но дальше, где начинаются пороги и водопады, — дальше-то как?
С судном он уже мысленно распрощался. С изумрудом распрощаться было не так просто, но, в конце концов, этот камень никогда ему не принадлежал. Единственное, что его сейчас интересовало, — понять, каким образом Амазон Стейнвей рассчитывает доставить рояль на Касикьяре. Это у него в голове не укладывалось.
Чтобы отпраздновать победу, пианист заказал еще стакан кашасы и осушил его за здоровье собравшихся. Индеец у него за спиной улыбнулся.
— Кстати, как ее зовут? — спросил Родригиш, которого внезапно осенило.
Ответа не последовало.
— Как зовут эту женщину?
Молчание.
— Какую женщину?
— Ту, ради которой ты все это делаешь. Как ее зовут, Амазон?
Музыкант зажал сигару в уголке рта и ответил еле слышно, так что всем пришлось напрячь слух, чтобы получить, наконец, разгадку, которой от него ждали с самого его появления:
— Вы ошибаетесь, полковник. Все это не связано с какой-то одной женщиной.
Амазон поднял глаза на индейца — тот явно был здесь единственным, кроме самого музыканта, кто знал всю правду.
Потом, видимо решив, что он уже достаточно потомил своих слушателей и желаемый эффект достигнут, Амазон добавил:
— На самом деле их две.
Больше Амазон ничего не сказал и, как обычно, уселся за рояль. Вероятно, в последний раз перед тем, как навсегда покинуть Эсмеральду.
— Какую замечательную музыку ты играешь! — сказал полковник, который вдруг сделался эстетом.
Пианист даже не взглянул в его сторону. Он играл, и все остальное в этот момент не имело никакого значения. Только играть. И конечно, именно ту музыку, которую он любил.
