— Тогда за ваше здоровье! — сказал Амазон, поднимая стакан в знак дружеского расположения.
Родригиш и не подумал сделать ответный жест, удовольствовавшись еле заметным движением подбородка. Они молча выпили, разглядывая друг друга: один — доверчиво, другой — с подозрением.
— Давно уже не пил ничего вкусней! — воскликнул музыкант, всем своим видом выказывая удовольствие.
Сервеза, счастливый, как ребенок, которого похвалили, обменялся с ним заговорщическим взглядом.
Полковник же, следуя намеченному плану, вернулся к своим вопросам:
— Теперь, Амазон, скажи мне, что ты делал на этом корабле? Куда ты направлялся?
Пианист сохранял невозмутимость. Хотя в этой сцене он был главным действующим лицом, надо признать, что происходящее волновало его меньше всех. В его ответе не было признаков раздражения, разве что легкая ирония — чтобы показать, что сила на его стороне и он сохраняет за собой право на немногословие даже в таких обстоятельствах, когда положено быть поразговорчивей.
— Я прибыл из страны печалей, двигаюсь в сторону сна, а сюда попал по воле случая.
Недоуменное молчание. Никогда еще в поселке Эсмеральда никто не произносил таких туманных фраз. Полковник был сбит с толку. Не подав виду, он решил лучше задавать вопросы по одному.
— Печали, сон и случай. Отлично. Но все это никак не объясняет, почему тебя зовут Амазон Стейнвей.
На этот раз ответ был ясным.
— Амазон — от реки Амазонки. Говорят, моя музыка напоминает журчание, с которым Амазонка катит свои воды.
— Недурно. Когда ты приплыл сюда, мне и правда показалось, что это река вышла из берегов.
Полковник припал к своей сигарилле и выпустил несколько колечек дыма, которые, расплываясь в воздухе, становились все больше. Аромат обжаренных кофейных зерен, долетавший со склада на краю поселка, смешивался с запахом пота и табака — им был пропитан каждый сантиметр зала.
— Такие случаи бывали. И твоя музыка напомнила мне о них.
Музыкант изящным жестом разгладил складку на брюках и стал отстукивать пальцами по краю стола джазовый ритм.
— Я понимаю. Когда я играю, мне иногда кажется, что я могу утонуть в потоке нот, которые выплескиваются из моего рояля.
Он, не переставая, выстукивал свою мелодию и, дойдя до последней ноты, поднял руки в воздух и защелкал пальцами. Даже без инструмента Амазон продолжал играть.
— А почему Стейнвей? — спросил полковник.
Музыкант откинулся на спинку стула и продолжал с увлечением выстукивать все ускорявшийся бешеный ритм, на этот раз — по подлокотникам.
