— Могу я попросить бумагу и карандаш?
— Чтобы писать новые непристойности? Разумеется, нет!
— Разумеется, нет… — повторил Ревелл.
Он закрыл глаза и стал наблюдать за утекающими словами. У человека не хватает времени и на запоминание и на изобретение; человек должен выбирать. Ревелл давным-давно выбрал изобретение. Но сейчас у него не было средств, чтобы запечатлеть свои изобретения на бумаге, и они, словно вода, просачивались сквозь мозг и бесследно исчезали во внешнем мире.
— Боль пройдет, — заверил Уордмен. — Вы лежите три дня. Уже должно пройти.
— Но она вернется, — сказал Ревелл. Он открыл глаза и снова написал слова на потолке. — Она вернется.
— Не глупите, — возразил Уордмен. — Она ушла навсегда и не вернется, если только вы не вздумаете бежать еще раз.
Ревелл молчал.
Уордмен смотрел на него с полуулыбкой, потом нахмурился.
— Вы же не собираетесь…
Ревелл взглянул на него с некоторым удивлением.
— Конечно, собираюсь. Разве вы в этом сомневались?
— Никто не осмеливается на побег вторично.
— Я никогда не перестану быть самим собой. Я никогда не перестану верить, что я тот, кем должен быть. Вы должны это знать!
— Значит, снова побежите? — Уордмен не сводил с Ревелла глаз.
— Снова и снова.
— Чушь! — Уордмен сердито погрозил пальцем. — Конечно, если вы хотите умереть, я предоставлю вам такую возможность. Неужели вы не знаете, что, если мы не принесем вас назад, вы там умрете?
— Это тоже побег, — сказал Ревелл.
— Что ж, если вы этого хотите, отправляйтесь, я обещаю никого за вами не присылать.
— Тогда вы проиграли. — Ревелл наконец перевел взгляд на злое лицо Уордмена. — Вы проиграли по вашим же собственным правилам. Вы заявляете, что черная коробка заставит меня сдаться, а это значит, что она заставит меня перестать быть самим собой. А я утверждаю, что, пока я ухожу, вы проигрываете. И если черная коробка убьет меня, вы проиграли окончательно.
Взмахнув руками, Уордмен закричал:
— Вы полагаете, что это игра?
— Конечно, — ответил Ревелл. — Именно потому вы и изобрели ее.
— Вы сошли с ума, — сказал Уордмен, отступая назад. Ваше место не здесь, а в сумасшедшем доме!
— Это тоже проигрыш! — закричал Ревелл в захлопнувшуюся дверь.
Ревелл опустил голову на подушку. Оставшись один, он вновь оказался во власти пережитого ужаса. Он страшился черной коробки, особенно теперь, когда знал, что это такое. При мысли об Охраннике ему становилось дурно от страха. Но с не меньшей силой он боялся потерять себя, потерять свою сущность. И этот абстрактный страх был ничуть не слабее, нет, сильнее страха боли, ибо понуждал его еще и еще раз повторять попытку к бегству.
