Мы стояли в Северной Осетии, в Алании, одной из самых диких южных республик. Официально наша миссия была «миротворческой», предотвращение этнических конфликтов между осетинами и ингушским меньшинством. Нас вот-вот должны были сменить, но не вышло. Сказали, что это вопрос «государственной безопасности».
— Кто?
— Так говорили все: наши офицеры, военная полиция, даже какой-то гражданский, который появился из ниоткуда. Противный мелкий ублюдок с узким крысиным лицом. Мы его так и называли: Крысиная Морда.
— Вы пытались узнать, кто он такой?
— Кто, я? Никогда. Да и другие не пытались. О, мы ворчали, солдаты всегда ворчат. Но на серьезные жалобы времени не хватало. Прервав связь с внешним миром, нас привели в полную боевую готовность. До тех пор мы не особо напрягались — ленивое однообразие, которое изредка нарушали прогулки в горы. Теперь мы в тех самых горах проводили по несколько дней кряду, со всем снаряжением и боеприпасами. Мы заходили в каждую деревню, в каждый дом. Допрашивали каждого крестьянина, туриста… не знаю… каждого горного козла, попавшегося на пути.
— Допрашивали? Зачем?
— Не знаю. «Все ли ваши родственники дома? Никто не пропал? На кого-нибудь нападало бешеное животное или человек?» Последнее смущало больше всего. Бешеный? Я понимаю — животное, но человек? Всех осматривал врач, раздевал догола и проверял каждый сантиметр тела. Что он искал, нам не говорили.
Я ничегошеньки не понимала. Однажды мы нашли целый тайник с оружием: автоматы, уйма боеприпасов. Наверное, купленные у какого-нибудь продажного лицемера из нашего же батальона. Мы не знали, кому принадлежало оружие — наркоторговцам, местным бандитам, или «карательным отрядам», которые изначально и были причиной нашей командировки. И что мы сделали? Оставили тайник в покое. Тот мелкий гражданский, Крысиная Морда, встретился с глазу на глаз с деревенскими старейшинами. Не знаю, что они обсуждали, но, скажу я вам, старейшины выглядели перепуганными до полусмерти: крестились и шептали молитвы.
Мы не понимали. Мы совсем запутались и злились. Какого черта мы тут делаем? У нас во взводе был один старый ветеран, Бабурин. Он воевал в Афганистане и дважды в Чечне. Говорили, что во время ельцинского переворота его БМП первым выстрелил по Думе. Мы любили слушать его рассказы. Бабурин всегда был весел, всегда пьян… когда думал, что ему это сойдет с рук. После инцидента с оружием он изменился. Перестал улыбаться и травить байки. По-моему, Бабурин больше ни капли в рот не брал, а когда заговаривал с кем-то, что случалось редко, твердил одно: «Плохо. Что-то будет». Сколько я ни пыталась его расспросить, он только пожимал плечами и уходил. После того случая наш боевой дух совсем упал. Люди стали напряженными, подозрительными. Крысиная Морда был повсюду, слушал, смотрел, шептал что-то на ухо офицерам.
