А беззвучное убийство на расстоянии и без улик, которое подошло бы ему лучше всего, требовало специального оборудования. Например, пневматического ружья. Его можно было бы купить – якобы, для стрельбы по мишеням, а бывают очень приличные пневматические ружья с патронами для большого расстояния. В качестве наполнителя, раздумывал дядя, подошло бы что-нибудь нетривиальное. Например, деревянные щепочки, которыми можно было бы стрелять безнаказанно: никому бы и в голову не пришло заподозрить, что ребёнок не занозился.
Или, например, набить патроны болезнетворными микробами. Вирусами какой-нибудь дифтерии. Или столбняка… Дядя был убеждён, что возможности есть.
Или под прикрытием ночи набросать через ограду битого стекла для вратаря?
Я думаю, он ломал над этим голову в течение многих дней, и сама работа воображения уже приносила ему облегчение, но, видимо, не до конца, потому что однажды я вдруг увидел, как он, обезумев, гоняется по площадке за вратарём, – такого я никак не мог ожидать. Лицо его посинело от ярости, он отчаянно бросался то к одному, то к другому, тогда как игроки с лёгкостью уворачивались от него и занимали безопасное положение.
И как он вообще там оказался? Должен сказать, теперь мне его было даже жалко.
На его-то старых ногах.
Особенно глумливо вёл себя Аксель. Он подпускал его совсем близко, отбегал в сторону, снова подпускал его к себе и опять отпрыгивал.
Но потом случилось нечто такое, что оставило во мне глубочайший след, – нечто из области конфликта поколений, столкновения отцов и детей, если я правильно понял: мальчишка остановился.
Отпрыгнув в сторонку, он вдруг остановился, повернулся к подбегающему дяде и спокойно ждал.
Ну, и что? Возможно, именно это он и сказал, ведь я не мог слышать, я только видел из окна.
Ну, и что ты можешь мне сделать, старик?
Может, хочешь побить меня?
Может, просто схватить?
Я видел, как старик удалялся на своих длинных ногах, – он делал один шаг там, где его противникам требовалось сделать четыре. Они даже не смеялись, не удостаивали его смехом, настолько он был для них малозначим, – так лишь, слегка ухмылялись. И он, мой старый дядя, после этого случая перестал предаваться своим любимым фантазиям, я знаю это, я видел, как он стоял у окна и больше ни о чём таком не думал. Видно было по лицу.
Впрочем, все разрешилось само собой. Однажды футбол отступил на задний план, его сменил велосипед – и чем старше были велосипедисты, тем большие круги они описывали.
