- Все равно в городе легче, - настаивала его жена. - Уедем.
- Никуда не уедем, - махнул рукой Александр. - Лишь галдишь. Сама ведь хуторская...
Александр Адининцев, его возвращение на хутор родной - это сейчас не редкость. В том же Большом Набатове можно насчитать с десяток людей, которые приехали из райцентра, из города. Одни летом живут. Другие и на зиму остаются. Это и новые фермеры, и крепкие еще "молодые пенсионеры" в пятьдесят да шестьдесят лет. Прежний управляющий колхозным отделением в разговоре со мной назвал их как-то дачниками.
Но они вовсе не дачники, они - работники. У всех есть скот. И бывает голов до десяти. А это уже - великий труд. У всех у них - огороды, картофельники. Опять - труд. А кое у кого - земля. Например, у Лысенко, который живет рядом с Большим Набатовом, в Евлампиевском хуторе. Живут вдвоем с женой. Который уже год зимуют. Сеют, пашут, держат скотину, имея свою технику. В прошлом году купил в Набатове дом известный в округе Коньков, и тоже взял землю. Это - не говоруны, это - хозяева. Разные причины привели их сюда: трудности городской жизни; тяга к земле, к родине; стремление создать свое дело и заработать. Для многих и многих мест, для хуторов погибающих, при развале колхозной жизни эти люди - новая кровь и спасение.
Но вот письмо, которое нынешней зимой направил А. Адининцев, назвав его "Обращением к администраторам всех рангов". Его напечатала районная газета под рубрикой "Крик души".
Это истинный крик, истинная боль: "В хуторе Б-Набатов проживают более 120 жителей... разрушился клуб, закрыта школа и почтовое отделение... не доставляют газеты... магазин работает 2 раза в неделю и продают только хлеб... 2 месяца нет воды, прогнили трубы в водонапорной башне, за водой ходят на Дон или тают снег. 17 декабря погас свет и только 5 января зажегся..."
Прочитал я это письмо, решил ехать. Конечно, не "администратор" я, не начальник и вряд ли чем, кроме сочувствия, помогу. Но края-то родные. Поехал. В районном центре, в Калаче, попросил машину надежную - вездеход, чтобы пробиться в Набатов. До станицы Голубинской - асфальт, а дальше - снега. Нынче сыплет, метет.
В Большой Набатов мы не пробились. Мучились, мучились - и встали. Я вылез из машины и пошел пешком на гору. Дорога - сплошной снежный перемет. А в сторону шагнешь - вовсе по пояс. На гору все же поднялся. Где-то там, впереди, за немногими уже верстами, за двумя холмами, лежал Большой Набатов, в метели, в снежном плену, отрезанный от живого мира. "Да мы перемрем все, и никто не узнает", - вспомнил я слова жителя хутора Большая Голубая. До того и вовсе пятьдесят километров. А тут - почти рядом. Но доберись попробуй.
