В степи и в горах | страница 15
Талые воды скатились в овраги, в речку. Обсохли пригорки. Низины стали зелены. Жаворонки запели в небе.
Опустела овчарня. Бегал воробей по порогу, чирикал.
Кашкарбай, что осматривал углы и клетки, подхватил на руки Куцего, принёс к арбе. Арба была завалена частями юрты и пожитками. В задке лежало десятка полтора ягнят послабее. Старый чабан локтем отодвинул крайних ягнят, положил пса.
Мимо проскакал на пегом коньке Даулет, весело закричал, и отара потекла с бугра.
Арбу качало, местами встряхивало, однако Куцый встал на ноги. Отара была не видна псу, она шла впереди арбы, и тем острее волновали Куцего крики чабанов, лай, овечий гомон. Ему казалось, что там, впереди, то и дело происходят заминки, кто-то мешает двигаться отаре. Куцый рычал — получались хрип и шипение. Ему послышалось, будто позвали его. Пёс прыгнул с арбы, ударился о землю с жалобным щенячьим визгом.
Уставали ягнята, медленно двигалась отара — однако не в силах был догнать её Куцый. Покачивало его на ходу. Грудь, и нога, и живот были стянуты шрамами. Подсыхающая кожица лопнула местами при падении с телеги, каждый шаг рождал в трещинах боль.
Заночевал Куцый на склоне отрога. Засыпая, он слышал острые запахи рассыпанных овечьих горошков и оброненных шерстинок, смешанные с запахами земли и трав. Тянуло холодом из долины, сыра была степь, разбухли от влаги луковицы тюльпанов, гусиный лук, весенняя крупка и бурачок выпустили стрелки. Пробили стрелки прель прошлогодних трав.
Проснулся Куцый при полном солнце. Выбрался на гребень отрога и увидел под собой на жёлтой, с зелёным налётом равнине отару и юрту.
Увидел Куцый также такое, что вызвало у него сердитое хрипение. Отара одним краем касалась пологого холма, в холме вешние воды промыли глинистую щель; три овцы, две из них с ягнятами, цепочкой проскользнули по щели и оказались за холмом, невидимые ни чабанским псам, ни Даулету.
Куцый поковылял вниз. Компанию он застал в низине. Возглавлял её Баран — Завидущие глаза. На дне низины выделялся травяной узор. Эта сочная травка, называемая чабанами «уушоб», была ядовита, но овцы, а за ними и ягнята щипали её. Баран не щипал травы — вовсе не потому, что он уже однажды попробовал этой травки и болел. Куда там, из его пустой башки ветер выдул память о том происшествии. Баран не щипал травы — он пялился на Куцего: пса он помнил, потому что память о нём хранилась не в голове, а в мясистой части задних ног.
Куцый узнал и приятельниц Барана — Завидущие глаза. Место овцы, зарезанной зимой чёрным волком, заняла знакомая Куцему овца, что приходилась ему вроде как соседкой последний месяц.
