Усадив Петю на табурет и заперев изнутри дверь, Бульба сказал:
– Уворачиваешься ты неплохо, но нужно уметь защищаться. Хочешь научу?
Так точно!
Да не тянись ты! Мы не в строю! А теперь расскажи о себе.
Еще раньше, из отдельных фраз, которые ему краем уха удавалось слышать от смешного солдата в нескладно висевшей форме, Тарас догадался, что, по сравнению с остальным контингентом, «библиотекарь» был просто «Леонардо да Винчи». А его постоянные «Так точно!» и «Никак нет» следовало понимать, как не очень удачную маскировку пополам с шутовством.
– А что рассказывать? Биографию?
– Дурачком не прикидывайся! Расскажи о техникуме, как тебя били.
– Били!? Один раз хорошо вдарили – это правда. А откуда вы знаете? Я в автобиографии не писал.
– Вот и расскажи! Только с самого начала, чтобы ясно было, откуда ноги растут.
– Какие ноги!? Зачем это вам?
– Кто бил, как и за что?
Вспоминать не хотелось. Но Бульба настаивал. И Пете пришлось рассказать о «достопамятном» физруке из библиотечного техникума. Сержант чертыхался и фыркал, пока речь не дошла до последней сцены.
«Он же тебя мог убить!» – искренне заволновался Тарас.
«Чуть не убил». – согласился Петя и рассказал что он чувствовал сразу после удара.
– Ты к врачу не ходил?
– Только к фельдшеру в травмпункт.
– Напрасно. Было скорее всего «сотрясение». А ну, покажи это место. Шишка была?
– Была. И долго болела.
– А сейчас?
– Все нормально. Я уж забыл.
– Тут больно? – сержант надавил.
– Нет не больно.
– А так?
– Тоже нет.
– Теперь ничего не увидишь. И все-таки зря ты не обратился к врачу. Травма может сказаться впоследствии.
Это трогательное внимание смущало солдата. Фразы «зря ты не обратился к врачу» и «может сказаться впоследствии» никак не вязались с обликом «гоголевского парубка». Такого он не мог ждать и от родителей.
Не то чтобы Петя был удивлен или растроган – скорее смущен. Вдруг подумалось, что от этого человека можно ничего не скрывать. И он рассказал про удар клюшкой по носу, и обо всем, что было с ним связано, включая последствия, отразившиеся на характере. Как ни странно, этот случай не вызвал тревогу сержанта. На этом допрос прекратился, и Галкин отправился в штаб.
После этого разговора, каждое утро Петя делал специальные упражнения для развития мышц. В свободное время Тарас забирал солдата в спортзал и натаскивал по особой системе. Когда закончился карантин, сержант, используя расположение старших, определил Галкина во взвод, где сам был помощником командира. Теперь, исключая время, которое солдат проводил в писарской, они были вместе. Как учитель Тарас был суров. Но в словах и поступках его присутствовала некая интеллигентность, которая, по мнению Пети, не могла быть свойственна парню, имевшему за плечами лишь десять классов и спортивную секцию. Но больше всего Петю смущали усы. Конечно, они придавали Бульбе мужскую суровость, но казались слишком большими, даже приклеенными. К ним было трудно привыкнуть. Зато, мысленно, их было легко отделить, чтобы представить его без усов. Галкин так и видел его двояко: на расстоянии (например, перед строем) – как мужественное лицо усача, в личной беседе (в каптерке) – как лишенную растительности физиономию умного симпатичного интеллигента.
