Аполло молчал.
— Посмотрите на него! — настойчиво повторил ученый. — Нет, сейчас слишком темно. Вы не сможете разглядеть на его шее первые признаки сифилиса, который вскоре съест его носовой хрящ. Наполовину парализованный и явно слабоумный. Безграмотный, суеверный, кровожадный. Он ненавидит своих детей. За несколько монет он может убить их. Он может продать их за что угодно, как только они достаточно подрастут. Посмотрите на него и скажите, видите ли вы в нем потомка некогда могущественной цивилизации? А если нет, то кого вы видите?
— Образ Христа, — раздраженно ответил монсеньер, сам удивляясь своему гневу. — А что я, по-вашему, должен увидеть?
Ученый раздраженно фыркнул.
— Несоответствие. Между людьми, которых вы можете увидеть из любого окна, и людьми, которые некогда жили, как нас хотят уверить в этом историки. Я не могу этого принять. Как могла великая и мудрая цивилизация полностью уничтожить себя?
— Вероятно, — ответил Аполло, — сделавшись совсем уж величественной и совсем уж мудрой, ничего более.
Он подошел к высокой лампе, чтобы зажечь ее, так как сумерки быстро сгущались. Он ударял кресалом по кремню, пока не высек искру, потом стал осторожно раздувать огонь на труте.
— Вероятно… — сказал дон Таддео. — Но я сомневаюсь в этом.
— Так вы отвергаете всю историю, считаете ее мифом?
Из трута показался язычок пламени.
— Я не отвергаю ее, но подвергаю сомнению. Кто писал вашу историю?
— Монашеские ордены, конечно. В те темные времена не было больше никого, кто мог бы писать ее.
Он перенес огонь к фитилю.
— Ну вот! Вы подтверждаете это. А во времена антипап сколько еретических орденов фабриковали свои собственные версии исторических событий, а потом подсовывали их в качестве трудов древних авторов? Вы этого не знаете, вы просто не можете точно это знать. Несомненно, что на этом континенте существовала цивилизация более развитая, чем нынешняя. Чтобы в этом убедиться, достаточно взглянуть на груды искореженного, ржавого металла. Вы можете разрыть полосы сыпучих песков и обнаружить остатки их железных дорог. Но где же доказательства существования тех машин, которые, как уверяют нас историки, строились в те времена? Где обломки самодвижущихся повозок и летающих машин?
— Перековали на плуги и мотыги.
— Если они вообще существовали.
— Если вы сомневаетесь в этом, то почему хлопочете о документах ордена Лейбовича?
— Потому что сомнение не есть отрицание. Сомнение — могучий инструмент, и его следует применить к истории.
