— Я все-таки очень слаб, — тихо признался Цезарь.
— Это знамение богов, они отмечают своих избранников, — горячо возразила Сервилия, знавшая, что стоит такое признание для него.
Юлий, посмотрев на нее, улыбнулся.
— Ты веришь в знамение богов?
— А ты, верховный жрец, в них не веришь? — спросила удивленная женщина, усаживаясь на ложе рядом с Цезарем.
— Верю, — засмеялся Цезарь, — конечно, верю, ведь жрецы предсказывали мне, что имена Цезаря и Брута будут рядом, а они уже стоят рядом благодаря твоей любви. Моя дочь уверяет меня, что римляне всерьез полагают, что Марк — мой сын.
Женщина густо покраснела, наклоняясь к нему, и страстным голосом произнесла:
— Марк мог бы гордиться таким отцом. Можешь считать его своим сыном, Юлий, ибо мать Брута любит тебя больше, чем твоя супруга.
И долго еще в конклаве горел светильник, и Цезарь говорил с женщиной, понимающей его, любящей его и верящей в него. Воистину любой мужчина может мечтать о таком, столь недоступном для многих, огромном человеческом счастье.
А на другом конце города, недалеко от Большого рынка, на Целии, в маленькой грязной таверне, принадлежавшей вольноотпущеннику Корнелия Суллы — греку Эвхаристу, веселились уже подошедшие сюда Катилина и Лентул, а также большое число их сторонников и друзей.
Таверна была расположена на стыке двух улиц и находилась на земле, принадлежащей Марку Лицинию Крассу. Известный своей алчностью и богатством патриций еще двадцать лет назад, в период мрачных проскрипций Суллы, скупил огромное количество домов и земли в городе за бесценок. Теперь Красс фактически владел почти половиной всех домов «Вечного города». Эвхарист, пользующийся расположением самого Красса, иногда оказывал своему патрону кое-какие мелкие услуги, и за это хозяин не требовал с него слишком большой платы за пользование землей и домом. Сам Эвхарист, отпущенный на волю более двадцати лет назад, весьма преуспел, пользуясь покровительством бога Плутоса.[69]
Само строение, возведенное более ста лет назад, давно требовало ремонта. Но Красс, экономя и на этом, считал, что Эвхарист сам должен затратить средства на ремонт своего помещения. Покосившаяся входная дверь вела в большое помещение, где стояло несколько десятков столов и длинных скамей. Стены были расписаны в честь всевозможных греческих и римских богов, а в правом дальнем углу какой-то сирийский художник изобразил даже луканских быков.[70] Сам очаг и жаровня находились во втором помещении, в которое вела узкая дверь, находившаяся слева от входа в таверну. Хозяин и трое его подручных проводили здесь почти все свое время, стараясь угодить многочисленным гостям, среди которых было немало пришельцев с деревянными мечами.
