— Я не… — трепещущим голоском сообщил лже-Игорь. Его, разумеется, не услышали.
— …А он смешные звуки издает, еще смешнее, чем ты, когда… Я ведь этой сволочи для начала челюсть сворачиваю, чтобы не орала. Отлично. Говорю: если Игоря не догонишь, из могилы выкопаю, гада! Передай ему, говорю, как я соскучилась. А ты никак не приходишь! Подонок… к своей-то небось шляешься… — Рот уже корчился в пытке. Огненная страсть поменяла знак с непредсказуемостью пожара. — Боже, как пошло! Мне до сих пор не успокоиться, идиотство какое-то. Почему, ну почему ты так не по-человечески? Я ее найду, обещаю. Придавлю, г-га-ади… — Девушка застонала, синий форменный пиджак странно вздулся.
И настала, наконец, пауза. Слушателя уже трясло. Ему казалось, что глаза у ночной собеседницы светятся в темноте, как у кошки. Хотя в действительности глаза у нее были просто большими, к тому же болезненно распахнутыми, поэтому мертвенный свет фонарей отражался в них ярче обычного. Тугие дроби африканских там-тамов электризовали паузу, но и в этом чуде не было ничего сверхъестественного — тахикардия. Нормальная реакция пугливой сердечной мышцы. «Бежать, бежать!» — пульсировали там-тамы, исторгаясь из хилой студенческой груди.
Он стоял, завороженный монологом, однако пауза тоскливо затягивалась, и тогда он кинул наугад реплику:
— Холодно чего-то.
Попадание было точным.
— Да, пойдем домой, — нетерпеливо согласилась она. — Зажжем свечки, вырубим свет, как на полнолуние, помнишь? Расскажешь про себя, а то мы все не о том, идиоты. Жалко только Вивальди нельзя поставить, я диски в труху раздолбала… Ну что, пойдем? Ты так любишь мои мышцы, Игоречек мой, подоночек мой родной, прямо так заводишься… — Она неожиданно зажмурилась, сжала кулаки. — Я ведь на кладбище была. Даже лопату брала с собой, дура, помочь тебе хотела. А ты сам, сам!.. — и сразу расслабилась, став прежней. Только голос резко изменился: омертвел. — Игорек, чего ты ждешь? Иди ко мне, попроси прощения. Ну? Поцелуй меня, скажи, что я уродина, что я жуткая баба, что ты жить без меня не можешь..
Студент непроизвольно шагнул назад. Еще шагнул. Еще — и угодил на открытый свет. Девушка качнулась следом. Ее ртутное лицо на миг остановилось.
— Слушай, парень, — глухо выговорила она. — Ты кто?
— Я? — шепнул студент.
— А где Игорь?
Он побежал. Сорвался с места, как заяц, не чувствуя ног, не видя земли. Строго по плану. Впрочем, кроме как обратно, больше было и некуда срываться. «Иго-о-орь!» — раздался сзади звериный рев, и немедленно — жуткое буханье. Через две секунды гениальный план рухнул. Студент переоценил свое умение давать деру, согласившись в троллейбусе на заманчивое предложение грубоватой красотки. Не понял тогда, насколько все серьезно. Не понял, насколько все безумно. Когда сошедший с ума механизм готов был хапнуть сверхсильным манипулятором очередную жертву, та вдруг вильнула вбок, продралась сквозь живую изгородь и в мгновение ока вскарабкалась на дерево. Стандартное действие перепуганной обезьяны. Механизм продрался следом, сделав в кустах просеку, и завыл:
