– Да они по-русски ни хрена не понимают! – успокоил нас переводчик. На столе появилась пачка «Мальборо». Мы с Ваниным ухватились за сигареты, как утопающие за соломинку. Я никак не мог понять, зачем Судо-сан понадобились молодые русские литераторы? Где она хочет их пристроить в своем журнале?
В момент моего глубокого раздумья Арамасса-сан навел на меня объектив, вспышка озарила «люкс», я испуганно моргнул и подавился дымом. Арамасса невозмутимо перевел объектив на Мишку.
– Фотографировать-то зачем? – прошептал Ванин.
– Ничего, – сказал Гусеев. – Это можно.
Началось интервью. Судо-сан достала из сумочки блокнотик с авторучкой – и блокнотик, и авторучка были такими же маленькими, как она сама, – и принялась рисовать иероглифы. Она задавала вопросы, Гусеев их переваривал, переводил нам, мы осмысливали, конструировали ответы и передавали по цепочке обратно. Арамасса-сан кружил над нами, как японский орел, время от времени ослепляя вспышкой.
Необходимо было следить за нитью беседы, а также за изяществом позы. Когда я попытался представить нас с Мишкой в цветном изображении на страницах японского журнала, где-то между колготками и транзисторами «Сони», мое воображение дало осечку. Фантазия отказывалась работать. Это было до того абсурдно, что мне захотелось посоветовать Арамассе-сану, чтобы он пощадил пленку.
Надо сказать, что Гусеев, по моим подсчетам, понимал приблизительно пятнадцать процентов текста, произносимого Судо-сан, и примерно треть того, что говорили мы с Мишей. Желающие могут подсчитать процент неискаженной информации, попадавшей в японский блокнотик.
– Судо-сан спрашивает, как вы относитесь к экзо… Черт! Экзоспециалистам, что ли? Есть такие? – сказал Гусеев. Мы переглянулись.
– Может быть, к экзистенциализму? – спросил я.
– Йес! Йес! – вокликнула Судо-сан.
– К экзистенциализму мы не относимся, – четко сказал Ванин.
– А-а! Ладно! Этого переводить не буду! – махнул рукою Гусеев. – Черт его знает – хорошо это или плохо!
Судо-сан между тем терпеливо ждала ответа. Гусеев поморщился и что-то ей сказал. Она удивленно вскинула тоненькие японские брови, будто нарисованные кисточкой Хокусаи. В блокнотик полетел еще один иероглиф.
Судо-сан обворожительно улыбнулась и протенькала следующий вопрос.
– Как вы относитесь к женщинам? – облегченно вздохнув, перевел Гусеев. – Журнал у них женский, понимаешь, их волнует эта проблема.
– К женщинам мы относимся хорошо, – дружно отвечали мы.
