Вряд ли такой метод был строго научным. Скорее, он был поэтически-научным, если можно так выразиться. Но он соответствовал Митиной индивидуальности. Митя уже давно пришел к мысли, что, только внеся в работу свою индивидуальность, а не стараясь делать «как все», можно добиться мало-мальского успеха.
Вообще, надо признать, Митя был индивидуалистом. Это слово, как правило, имеет отрицательный оттенок и противопоставляется слову «коллективист». Митин индивидуализм заключался в том, что Митя хотел делать сам и по‑своему. Он избрал для себя трудный путь, а его индивидуализм был безвреден. Во всяком случае, вреден не больше, чем индивидуализм собирателя марок или спортсмена, мечтающего о победе.
Но почему Митя избрал эту область? Так ли уж важно знать все об устройстве мира? Можно спокойно прожить и без этого.
Разные могут быть объяснения. То ли Митя почувствовал, что сможет, то ли самоутверждался таким странным путем, то ли укрывался в своем предмете, подобно улитке, укрывающейся в раковине. Может быть, Митя боялся, что, столкнувшись с трудностями иного порядка, чем математические и физические, он спасует перед ними? Тоже возможно… Тут-то он шел ва-банк, замахивался на великое, и в случае проигрыша никто не упрекнул бы его в неудаче. Что ж, и не такие умы терпели здесь поражение. А в случае выигрыша… В случае выигрыша Митя получал ослепительную возможность оставить свое имя, остаться после себя. Возможность эта чрезвычайно заманчива.
Скорее же всего, Митя чувствовал долг, что-то вроде обязанности — сделать свое дело. Сделать то, что может только он, а если не сделает, то этого уже не сделает никто. Митя замахивался на вершину, но кто знает, чего он мог достичь на пути к ней?
Он был уверен в себе. Однако уверенность так тесно соседствовала с сомнениями, что непонятно, как это могло уживаться в одном человеке. Вот и в момент приезда в Коржино Митя был в страшной растерянности, потому что только что потерпел провал, потратив почти год на одну работу, которую считал главной и посредством которой надеялся найти путь. Ничего не получилось, все пошло прахом. Результат, правда, был, — но что это за результат? Во-первых, он был не нов принципиально, а во-вторых, путь, которым Митя рассчитывал идти дальше, вдруг оказался закрытым, полностью исчерпанным. Там был основательный тупик на манер железнодорожного, перегороженный доской в полосочку и с красным фонарем. Никакой березовой рощи, никакого дивертисмента!
