– Ничего, – мрачно сказал я. – Любви не было. Победила дружба.
– Слава Богу! – сказал Лисоцкий.
Мы съели первый свой завтрак, который соорудили Вера и Надя. Такая каша цвета морской волны. Неизвестно, из чего. Но вкусная. И пошли в поле.
Поле было близко. Мы бы никогда не догадались, что это поле. Нам это объяснил управляющий. Мы думали, это джунгли. Трава была в человеческий рост. В основном, с колючками.
– Там, внизу, посажен турнепс, – сказал управляющий. – Нужно дать ему возможность вырасти, то есть выдернуть сорняки.
– А как он выглядит, турнепс? – спросил Яша.
– Сено-солома! Да вы увидите. Маленькие такие листочки у земли…
Дядя Федя нырнул в траву и несколько минут ползал там на четвереньках. Потом он вернулся. В руке у него был бледно-зеленый листок.
– Вот! – сказал дядя Федя. – Это турнепс.
И снова уполз сажать его обратно.
– На каждого одна грядка, сено-солома, – объявил управляющий. Это у него такая присказка.
Мы стали выяснять насчет расценок. Расценки были удивительные. Прополоть все поле стоило что-то около пяти рублей. А поле простиралось в одну сторону до горизонта, а в две другие чуть ближе.
– Занимайте грядки, – сказал я.
Все заняли грядки и управляющий ушел. Народ тут же организовал вече.
– Колючки колются, – сказала Тата.
– Плотют плохо, – сказал дядя Федя.
– Мы сено убирать приехали, а не полоть, – сказал Леша.
– Пошел бы дождь! – мечтательно произнесла Люба.
– Надо бы поработать, – неуверенно сказал я.
Губит меня эта проклятая неуверенность! Нет у меня в голосе металла, необходимого руководителю. Люди это чувствуют и садятся на шею. И в данном случае все сразу же взгромоздились мне на шею. Они покинули грядки и разлеглись в тени под деревом. А поле осталось лежать суровым укором руководителю.
– Жрать хотите? Надо полоть! – сказал я.
– Не! Жрать не хотим, – сказал дядя Федя. – У меня живот болит.
Не ожидал я этого от дяди Феди, потомственного крестьянина. Видно, деятельность на нашей кафедре его испортила.
– Что, Петечка? – игриво спросила Тата. – Между двух огней оказался? И вашим, и нашим?
Она сидела на траве в своих брючках из эластика, опираясь на руку. С нее можно было делать рекламную фотографию: «Отдыхайте в Карелии!» Остальные просто напоминали лежбище котиков.
– Я тебе не Петечка! – заорал я, белея.
– Мужлан! – сказала Тата.
– Ах, так? – закричал я. – Допустим!
И я бросился на сорняки, как князь Игорь на половцев. Я крошил их, выдергивал с корнем, бил промеж глаз, клал на лопатки, выбрасывал за канаты ринга, кажется, даже кусал. Земля сыпалась с корней, сорняки ложились направо и налево. Хорошо, что поблизости не было моей мамы. Я так ругался, что ей пришлось бы усомниться в правильности своего воспитания. Ругань мне помогала.
