Это был никакой не Жданов. Это был высокий железный ящик, вроде тех, что на городских улицах торгуют шипучей водой. Пучков оценил его профессиональным прищуром, поскреб кожух и успокоился. Он всегда успокаивался, когда рядом имелась техника.
Сверху на аппарате стояла механическая птица, которую Зискинд после короткого совещания с Пучковым определил как кукушку.
– Так-с, – Пучков почесывал руки, – что тут у нас… «Опустите монету в щель», понятно. «Нажмите…»
Пальцы механика уже примеривали монету Кишкана к щели над черной кнопкой. Зискинд сделался очень бледный. Волнуясь, он оттирал Пучкова от аппарата.
– Кто его первый нашел? Ты?
– Ты, – соглашался Пучков, но место не уступал.
Зискинд стал наседать, в его фосфорных пальцах, словно бритва, была зажата монета; чья – чью? – две их монеты танцевали смертельный танец; щель была равнодушна к обеим; монеты терлись, разлетались и сталкивались, череп бился о череп, и в глазницах бурлила ночь.
Капитан, улыбаясь, смотрел на механическую кукушку. Анна Павловна стояла, смотрела, потом сказала:
– Послушайте, джентльмены, я не знаю, чего вы стараетесь, но дамам обычно принято уступать.
– Эта мертвая птица, Анечка, она умеет гадать, – сказал Капитан. – Я видел таких в Уэльсе, тамошние валлийские шарлатаны…
– Ну мальчики, ну пожалуйста.
– Анна Павловна, какие могут быть возражения, – сказал Зискинд.
– И я говорю. – Пучков освободил ей дорогу.
Монета Анны Павловны провалилась в щель.
– Кнопку, – напомнил Пучков и показал на кнопку.
Где-то над головами плыла ворчливая туча. Автомат молчал. Капитан отыскал в темноте обросший мохом бугор и сел, вытянув ноги. От него осталась одна улыбка и тихое телячье причмокивание.
Анна Павловна стукнула по кожуху кулаком, по лбу ее проползла морщина. Пучков со знанием дела давил на кнопку возврата. Зискинд тихо переживал.
И тут выкрашенная в серебро кукушка, приподняв раздвоенный хвост и низко опустив крылья, задергала головой и выдавила хриплое «ху» – одно-единственное.
– Год, – едва слышно прошептал Зискинд.
– Да уж, – Пучков надул небритые щеки.
Анна Павловна посмотрела на одного, на другого, потом на птицу, потом себе под ноги.
– Зискинд, теперь ты, – сказал Пучков.
– Я уступаю.
– Была не была, – Пучков опустил монету.
И снова – хриплое «ху», одно-единственное. Пучков пожал плечами и отошел. Зискинд медленно заносил руку над щелью, долго держал ее в воздухе – примеривался, потом так же медленно провалил кружок в аппарат. И замер, уставившись на кукушку. Та выхрипела свое «ху» и безжизненно свесила голову.
