– Можно подумать, йомфру Ингитора, что ты всю жизнь каждый день сидишь с нами за этим столом!
Ингитора улыбнулась ей и посмотрела направо: там сидели в ряд Рингольд ярл, Хедфинн ярл, Кьярваль Волчья Нога, Адальрад сын Аудольва, Велейв Горячий, Хладвир ярл из Камбенэса и другие; иные из них гостили в Льюнгвэлире и были ей знакомы, других она легко узнавала по точным и метким описаниям отца. И сам отец виделся ей среди них – такой же нарядный, благородно-уверенный, учтиво и мудро ведущий беседу… Слезы набегали на глаза, и Ингитора старалась отвлечься, чтобы не дать им выползти на щеки.
Видя, что его гостья довольна приемом, через некоторое время Хеймир конунг снова заговорил с ней.
– Я не хотел бы досаждать тебе расспросами, йомфру Ингитора, – начал он, – но пир наш был бы еще лучше, если бы на нем присутствовал твой отец Скельвир хёвдинг. Я знаю, что Рамвальд конунг пригласил его на зимние пиры в Винденэс и потому он сам не мог ко мне прибыть, но, может быть, у тебя есть какое-то поручение ко мне от него? Я спрашиваю тебя об этом, чтобы оказать ему честь: если я могу чем-то помочь славному Скельвиру хёвдингу, все будет сделано немедленно!
Своей ближайшей цели – оказать честь – Хеймир конунг немедленно же и добился, поскольку сотни уважительных и завистливых взглядов устремились к Ингиторе со всех сторон. Не о каждом сам конунг скажет, что готов сделать для него что угодно, притом прямо сейчас!
А у Ингиторы перехватило дух, на глазах снова заблестели слезы – конунг заговорил о том же, о чем так сладко и так больно думалось ей самой! Эта честь, завидная и заслуженная, была для нее ножом в груди: отца ее так любят и ценят, но его больше нет! Заново вспомнив об этом, она ощутила себя такой одинокой на этом пиру и такой несчастной!
– Я… У меня нет поручения от моего отца к тебе, конунг! – отрывисто, с усилием подавляя желание заплакать, ответила она. – Но… если ты готов выслушать, я расскажу тебе… с чем я приехала…
Все увидели ее изменившееся лицо; Эгвальд ярл, с тревогой глядя на нее, невольно поднялся на ноги, но опомнился и снова сел.
– Да, конечно! – Хеймир конунг тоже понял, что следует ожидать печальных вестей. Иначе едва ли молодая девушка в одиночестве пустилась бы в путь по морю перед самым началом зимы.
Ингитора встала. Она уже овладела собой и держала в мыслях отца, того, который пришел к ней на кургане. «Волшебная косточка» с тремя Рунами Волшбы висела у нее на груди и сейчас, перенесенная со старой застежки на новую. И Ингитора в третий раз начала свою поминальную песнь:
