Тут все поняли, что здесь произошло, на кургане, где проходит грань между миром живых и миром мертвых, в полночь, которая сама по себе есть грань… На всех лицах был суеверный страх, все глаза смотрели на нее с испугом и сожалением. А Ингитора наконец выпрямилась, мертвой хваткой сжимая в кулаке косточку, и запела:
Строк немало сплел сказитель —
Благо людям, скальду слава!
Распевая, она пошла прочь с кургана, и домочадцы, с факелами в руках, тронулись за ней. Это походило на торжественное шествие в ночь священного праздника, где жрица идет впереди толпы и поет хвалебную песнь божеству. Сейчас Ингитора как никогда напоминала жрицу или даже валькирию – с горящими глазами, в своем любимом красном платье, которое она, несмотря на настояния матери, никак не желала менять на простое повседневное, точно не желала смириться с тем, что праздник ее жизни миновал и наступают серые некрашеные будни.[15]
Перед Ринд сверканья зыбей
Враг дрожит и плачет в страхе…
Ингитора пела все громче и увереннее, с восторгом убеждаясь, что не потеряла ни единой драгоценности из своей груды и прекрасно помнит отцовскую песнь. Да и как же она могла ее забыть, когда каждое слово врезано в ее память крепче, чем руны Энунда в камень? Теперь это ее оружие, то самое, что родилось вместе с ней.
Сильный – Фрейе крови карлов
Радость – Тюр сметет преграды!
* * *
«Волшебную косточку», которой она чертила руны на кургане, Ингитора принесла домой, здесь как следует отчистила и приказала просверлить в ней маленькую дырочку, чтобы продеть серебряное колечко. Потом она нацарапала на ней три Руны Волшбы, те самые, что открыли ей путь: Турс, Исс и Эваз. Порезав себе запястье, она окрасила их своей кровью и освятила силами огня, воды, земли и воздуха, как полагается, а затем повесила на цепочку под застежкой платья: теперь это был ее талисман.
Через два дня кормчий Бьярни торжественно пришел объявить, что «Медведь» готов к плаванию. И Ингитора приказала всем собираться. На корабль грузили припасы; две служанки, которых она брала собой, принялись складывать вещи. Хотя само плавание едва ли займет больше чем день-другой, было неизвестно, как долго им придется оставаться в Эльвенэсе.
В тот же день Ингитора застала во дворе Оттара: он привязывал дорожный мешок к седлу своего коня. Кучка женщин и челяди издалека наблюдали за ним. Когда Ингитора показалась в дверях, по толпе пробежало легкое движение; Оттар обернулся. Его лицо было бледноватым и напряженным, но он шагнул к Ингиторе и даже как бы слегка поклонился.
