Юлий понюхал полотенце.
– Да нет, – сказал он успокоительно, – оно и впрямь не очень чистое. Наверное, тарелки им вытирали плохо вымытые.
Фаина только вздохнула и неожиданно улыбнулась. Это была увядшая женщина, но вместе с тем симпатичная. С такой хорошо чай пить, особенно если забот никаких нет.
– Вы очень молоды, – сказала она Юлию. – И вон тот товарищ, – она кивнула на Дзюбу, – тоже. Время такое. Все вдруг стали молодыми. Прежде везде были старики, на всех должностях. А теперь стариков отменили. Наверное, так было надо.
– Разве это плохо? – спросил Юлий.
Фаина пожала плечами:
– Мне нравились старики…
Дзюба повернулся от окна.
– Вы готовы, гражданка Левина?
– К чему?
– Нужно осмотреться и определить, что украли.
– У меня забрали все драгоценности, – сказала Фаина. – Мой Левин говорит, там миллиардов на двести…
– Можете описать?
– Да…
– Я дам листок бумаги, – сообщил Дзюба, поднося руку к нагрудному карману, – а вы сами напишете.
Фаина взглянула на нечистый, мятый листок, на огрызок карандаша, которые протягивал ей сотрудник, и мягко улыбнулась.
– У меня есть почтовая бумага и хорошее перо, – сказала она. – Позвольте, я пройду к себе и там составлю опись.
Когда она ушла, Дзюба обтер лицо платком и сказал Юлию дружески:
– Видал, какая барыня… почтовая бумага у ней есть.
Юлий сказал:
– Богато они живут. Говорят, обокрали их, а я вот гляжу и даже не понимаю, что тут украли. Вещей на десять семей хватит и еще останется.
Дзюба не успел ответить. Из кабинета Левина выскочил Иван Васильевич и рявкнул:
– Дзюба!
Дзюба вышел в коридор, о чем-то переговорил со следователем и вернулся к Юлию.
– Тут еще жиличка была. Пришла в разгар грабежа, на свою голову…
– Где она? – спросил Юлий.
– Пострадавший в точности не знает, но подозревает дурное, поскольку она не дает о себе знать.
– Может, без сознания лежит где-нибудь, – предположил Юлий, глядя на гору одежды, валяющейся посреди комнаты.
– Нужно искать, – заявил Дзюба. – Заглядывайте в шкафы, ворошите одежду. Не исключено, что она прячется. Пострадавший говорит, она немного не в себе. – Он постучал пальцем себя по виску. – Тихая, аккуратная, но со странностями. Как будто когда-то снасильничали ее и она до сих пор отойти не может. Знаешь, бывают такие. Прибитые.
– Знаю, – сказал Юлий, морщась. Он побаивался женщин с подобными печальными историями в прошлом. Никогда не знаешь, чего от них ожидать. Могут ни за что ножиком ткнуть – от расстроенных чувств.
