Осторожно поднявшись, он прошел в ванную, включил душ и долго стоял под спасительной струей горячей воды. После чего надел халат и, пройдя в кабинет, сел за компьютер. В конце концов он мог бы жениться, как все нормальные люди, и теперь у него могла быть такая же взрослая дочь. Уже после всего, перед тем, как она заснула, он поинтересовался, сколько лет ее матери. Услышав в ответ «сорок», замер на своей половине кровати, боясь шевельнуться. Все правильно. Он терял время. Ему всегда казалось, что он потерял нить где-то там, в восемьдесят восьмом, когда, спасая первого и последнего Президента Советского Союза, встал под пули и оказался на грани между жизнью и смертью. Стремительные события восемьдесят девятого уже проходили без его участия. Словно его вычеркнули из жизни.
Начинался распад страны, за которую он проливал кровь, началось предательство человека, которого он защищал. Горбачев оказался не просто слабым политиком. Он оказался циничным болтуном, способным предать все и всех. Он предал всех своих друзей в Восточной Европе, предал товарищей по партии, предал страну, которой присягал и которую обязан был защищать до последней капли крови. Каждый раз, глядя на его последующие выступления по телевизору, Дронго испытывал нечто похожее на разочарование и сожаление, чувствовал себя обманутым. Как они тогда верили этому человеку, как были преданны. И как безнравственно он поступил, «сдав» всех, кого можно было «сдать», и обманув всех, кто ему доверял.
Впрочем, все это было уже в прошлой жизни. Новая жизнь, начавшаяся в девяностые, требовала новых ориентиров. И бывший эксперт ООН, один из лучших инспекторов Интерпола, аналитик, равного которому не было ни в одной спецслужбе мира, стал безработным пенсионером. Впрочем, пенсию ему никто не хотел платить, ни одна республика. Ни Россия, не считавшая его своим. Ни Азербайджан, соответственно, считавший его российским офицером.
Дронго работал на компьютере, он снова читал наброски и записи погибшего Звонарева. И вдруг подумалось, что такие, как Звонарев, гораздо лучше устраивались в жизни, чем сам Дронго. Он был более напорист, обладал большей жизненной энергией, не забивал себе голову рассуждениями о служении отечеству и верности присяге. Для них важнейшим стимулом являлись деньги и власть. Вернее, власть как производное от денег. А самый большой успех в жизни — это деньги, на которые теперь действительно можно купить все. В том числе и кресло депутата, и красивую женщину, и даже здоровье, которое можно поправить в лучших клиниках Швейцарии и Германии.
