Ее свет разбивался на сверкающие блестки о стекло кабины, падал вниз искрящимся потоком, как будто состоял из бесчисленного множества драгоценных камней, и окутывал незнакомца сияющим ореолом, словно защищая его.
Клер быстро заставил свой ум ввести эту ситуацию в жесткие рамки действительности. Его глаза сузились, лицо посуровело. И когда Клер наконец заговорил, он резко и отрывисто объявил:
— Мне непонятно, почему вы решили спрятаться на этом корабле, и я не желаю знать никаких подробностей. Мой долг — держать вас в наручниках, пока мы не приземлимся в Англии.
Резким движение руки Клер выхватил свой автоматический пистолет. В этот момент дверь кабины открылась, и на её пороге появилась крупная фигура Уилсона.
— Билл, со мной случилось самое чудное происшествие за всю мою жизнь, — начал старший лейтенант. — Я сидел рядом с тобой, а через секунду вдруг оказалось, что я лежу в багажном отделении. Я, должно быть, ходил во сне и…ох!
Штурман увидел пистолет в руке Клера, и его глаза сверкнули стальным блеском под лучами луны. Потом Уилсон впился взглядом в незнакомца.
— Неприятности? — спросил он, и тоже схватился за пистолет. Ответил незнакомец — он покачал головой и сказал:
— Сейчас нет, но примерно через полчаса будут. Немцы узнали о вашем грузе и готовят массированную атаку.
Когда она начнется, я буду вам нужен, — мягким тоном закончил он.
На миг Клер побледнел от потрясения.
— Вы знаете о нашем грузе! — хрипло произнес он, а потом в смятении от того, что допустил возможность этого, рявкнул: — Старший лейтенант Уилсон! Отведите этого человека в багажное отделение, обыщите его и наденьте наручники. Если он пойдет туда спокойно, не вынимайте свой пистоет из кармана: нам незачем без крайней необходимости волновать пассажиров.
— Я пойду спокойно, — сказал незнакомец.
Следя за тем, как арестованный под конвоем штурмана выходит из освещенной луной кабины, Клер был почти разочарован покорностью незнакомца: дело казалось не завершенным и потому не принесло удовлетворения.
Через десять минут первые далекие лучи рассвета окрасили длинную полосу темной воды на востоке, но лунный серп ещё оставался хозяином в небе. Клер сидел за приборной доской и беспокойно хмурился. Летчик отвлекался от своих мыслей лишь для того, чтобы изредка бросить взгляд на летящее рядом светило, которое уже столько часов заливало ночь и море своим сиянием.
Наконец его лоб разгладился: изменить ничего было нельзя, оставалось лишь одно — продолжать путь. Клер повернулся к Уилсону, желая сказать ему что-то по этому поводу, но ему помешал заговорить голос штурмана, который сам окликнул его:
