Это своеволие и стало причиной того, что под плети она попадала гораздо чаще других рабов. И доставалось ей гораздо сильнее, чем им. Но наказания лишь закаляли характер. На высокородную госпожу Вильса походила гораздо больше, чем сама королева.
Льехх научил своих друзей грамоте и аристократическим манерам, Нэльд — мастерить охотничьи силки и стряпать, а Вильса… Она умела чувствовать жизнь, видеть свет и радость в каждом её проявлении. Полностью постичь это искусство Нэльд и Льехх так и не смогли.
Однажды, чтобы уберечь Вильсу от особо сурового наказания, Льехх сказал, что она — ольменга. Хотя каждая из ольменг прекрасно известна всем и каждому во дворце, к тому же обычай строго оговаривает их число — двадцать пять, сомневаться в словах принца надсмотрщик не рискнул. Девочку отвели в Ольмежную башню. Блюстительница башни тоже не стала возражать принцу. Она была практичной дамой, и быстро сообразила, что у принца, пусть даже и ребёнка, вполне достаточно влияния, чтобы добиться её разжалования и ссылки в провинцию, тем более, что претенденток на столь престижную должность всегда в переизбытке. К тому же появление дополнительной ольменги лишним никогда не будет. Ведь если ни одна из имеющихся кандидаток не пройдет через Врата Отбора, в Жертвах окажется сама Блюстительница.
Льехху, Нэльду и Вильсе было тогда по десять лет.
+ + +
Король умолк. Призракша спросила:
— Почему принц, вместо того, чтобы подкупить надсмотрщика, назвал свою подругу ольменгой? У него что, не было ни карманных денег, ни украшений? Ведь у аристократов даже дети ходят увешанные драгоценностями, как весеннее деревце лентами.
— Отправляясь к друзьям, я всегда переодевался в простую одежду. К тому же мне хотелось оградить Вильсу от телесных наказаний не единожды, а навсегда. Для ольменги самой суровой карой становится карцер, потому что любой, кто причинит ущерб плоти священных дев и тем самым повредит их ольм, подлежит сожжению заживо на медленном огне. Та же участь ждёт и ольменгу, если она, надеясь избежать предначертанной ей судьбы, лишит себя девственности или нанесёт себе рану. Мелкие синяки или царапины, которые получают все дети, не в счёт. Но синяки от порки будут уже слишком серьёзным повреждением, так что побои Вильсе больше не грозили.
Призракша хмыкнула:
— Есть особые виды плетей, которые не оставляют ни малейших повреждений на кожных покровах, зато боль причиняют сильнейшую.
— Да, — согласился Льехх, — такие плети есть. Однако след боли остаётся на ауре, и увидеть его может любой священник. Ауральное повреждение считается точно такой же порчей ольма, как и ранение плоти. Разве послушница, в теле которой ты сидишь, этого не знала?
