Газета Завтра 814 (26/2009) | страница 55



Первый акт был на грани провала, но я вспоминаю о нем, как о милой сердцу русской провинции, с особым теплом. Пермский театр Оперы и балета дал "Половецкие пляски" и "Призрак розы" - два балета Михаила Фокина, которые, едва явились граду и миру, перлами упали в "сокровищницу" мирового искусства. С первым (1909) Сезоны взяли Париж, со вторым (1911) - отстояли в Монте-Карло право завоевателя. И что же сегодня? Попытка реконструировать некогда сенсационные декорации и костюмы Рериха, увы, не удалась. Столбы дыма еще поднимались из приземистых кочевых юрт, еще солнце золотило даль неба, но рериховская передача дыхания степей и таинственности затишья ушла, как вода сквозь песок. О сценографии "Призрака розы" лучше и вовсе умолчать, чтобы не потревожить памяти Льва Бакста. Но музыка Бородина осталась. И если некогда она была главным оружием для вдохновения Фокина, то теперь она стала главным оружием для Пермского балета. Она, как и сто лет назад, пронзала зрителя то негой Востока, то ошеломляла необузданностью темперамента половцев.

Что же касается "Призрака розы", то он и впрямь превратился в призрак балета Фокина. Мария Белоусова (Девушка) и Роберт Габдуллин, по всей видимости, так переволновались перед выходом на сцену Большого, что с трудом справлялись со сложностями фокинской хореографии. Но даже в столь условном исполнении "Призрак розы" сохранил ноты томной прелести Карсавиной, трепет ресниц которой был виден с галерки театра, а также напоминание о способности зависать в воздухе во время прыжка Нижинского, и представление того, каким же хореографическим бизе с летучим ароматом ванили был этот фокинский шедевр!..

Балет - предельно эфемерное искусство. Дягилев конвертировал его в знак и символ, который, согласно Конфуцию, стал управлять миром. Сначала явно, потом менее заметно, эффект же управления оказался для меня самым непредсказуемым. Года четыре назад на одном из телеканалов показали фильм "Анна Павлова". Обычный такой фильм о судьбе балерины: с настроением летящих кленовых листьев, с "духом" первых "Сезонов" в Шатле и с "Умирающим Лебедем" Сен-Санса. Фильм я смотрела с восемнадцатилетней дочерью. В финале, в сцене смерти героини, глаза её заволокли слезы. "Жаль, конечно, - сказала я. - Гениальная балерина, и так рано умерла". "Да мне не Павлову, - последовал ответ, - мне Россию жалко". Мы не заметили, как взросло поколение, для которого "призрак розы" - не грёзы и не сожаление об исчезновении "прекрасной Империи", а стремление эту "Империю" воссоздать. Но это уже совсем другая история…