21.
Все было поставлено на широкую ногу: лужайку освещали кварцевые софиты, по подстриженной травке сновали два-три официанта, специально выписанные из какого-то дорогого кабака. За столом стоял веселый гомон. Моего появления вначале никто и не заметил. Это хорошо. Они уже под шафе, тепленькие. Марк сидел рядом с Энрико. Все в нем сияло: редкий камень в перстне, редкой красоты галстук, редкая шевелюра. Я подошел к нему со спины и произнес хорошо отрепетированную фразу:
- А! Марочка-помарочка! Совсем забыл старика? А я вот, взял - и приехал! Ну, поздравляю, дорогой!
Марк обернулся и замер, как человек, проснувшийся в больнице, которому хирург только что сообщил, что в результате операции он теперь будет петь сопрано. Эффект был потрясающий! Все гости смолкли и косились, тона него, то на меня. Наконец у него прорезалась речь:
- Боже мой! Дядя Коля! Сколько лет! И надо же, в день рождения!
- Да, Марик, я все помню, дорогой. А ты такой... солидный! - мы обнялись и Марк, не отпуская меня, повернулся к гостям:
- Это мой родной дядя. Николай Иванович. Он специально приехал.
- Боже, сколько лет!.. Садись, пожалуйста, сюда,- он показал мне место за столом и гости снова загалдели. Жена Марика посмотрела на меня, как аллегория любознательности. Он наклонился к ней и шепнул: "Вот, черти принесли! Это мамин брат, который в деревне. Займи его чем-нибудь."(Ничто не укрылось от моего слуха.) Марк был настолько любезен, что выделил мне (от сердца оторвал) свою любовницу, Вику. Чтобы она меня заняла, и чтоб я , не дай Бог, не занял драгоценного внимания Бранцотти, которого он как раз охмурял. Я видел, как племяничек перемигнулся с этой рыжей красоткой, мол, потерпи, дорогая, после сочтемся. Вика тут же взяла меня в оборот, и хотя не знала, о чем со мной можно говорить, тем не менее, затараторила, как сорока. Ей бы позировать самому Модильяни. Длинношеяя, вся в веснушках, как это бывает у всех рыжих, она была со вкусом одета (или раздета). Очень эффектная и сексуальная. Но я быстро смекнул, что роль аутсайдера мне не подходит и поломал эту ситуацию, огорошив ее одним вопросом, доказывающим, что я далеко еще не маразматик. Она поняла, что о птичках и о погоде - мне надоело, и повернулась к Марку с немым вопросом.
Тогда я спросил его.
- Зачем мне понадобилось снимать психологический триллер? - начал мяться Марк. Тут его жена призвала всех на перекур, дабы убрать посуду и накрывать десерт. Мы вышли из-за стола и все стало на места: люди обычно кучкуются по трое-пятеро, и я оказался с теми, кто меня интересовал. Марк представил меня итальянцу и я видел, как он волнуется, чтобы я не сморозил какую-то глупость, чтоб ему потом краснеть. Я сделал вид, что удивлен:
