В небе, редко-редко взмахивая крыльями, кружит беркут. А может, ворон? Только нет, у ворона крылья поменьше. Смелость и отвага беркута всегда привлекали Ваню. Однажды он видел, как беркут охотился в открытом поле на зайца. Но здесь, у Казанки, зайцев нет. Чего же он ищет? Не Губу ли? — усмехнулся Ваня. Вот было бы здорово!
Да, надо быть в жизни таким же бесстрашным, как беркут. А вот он испугался, не смог нарвать колокольчиков. Правда, если поискать их, они, пожалуй, везде растут. Лишь бы только змею не задеть ногами. Сколько холодной злобы в её маленьких, зеленоватых, как две бусинки, глазках! Так же холодно глянул на Ваню Губа, играя своей финкой. Тоже поджидает свою жертву. На этот раз выбрал Ваню. Если не сделает на мыле отпечаток заветного ключа Пелагеи Андреевны, эта ядовитая гадюка может и ужалить его сзади…
Ваня поднялся на трамвайный путь и по шпалам неторопливо зашагал к городу. Купить билет — у него денег не было, а проехать зайцем — не хватало совести. Ничего, можно и пешком дойти.
Весело позванивая, догоняли его трамваи: Ваня уступал им дорогу и, помахав рукой водителю, продолжал шагать по шпалам дальше.
На Волге простуженно загудел пароход. Не трудно угадать его по голосу — это «Волгарь», который ходит между Казанью и Верхним Услоном. Пароход всегда забит едущими на базар людьми. Полно там и всякой шпаны, — если будешь ротозейничать, говорят, обворуют в два счёта.
Навстречу попался воз. Мужчина средних лет сошёл с телеги, осмотрелся по сторонам и забросил в бурьян у дороги две доски. «Чумара!» — сказал и проехал мимо. «Все воруют, — подумал Ваня. — Может, и правы мальчишки?».
Сзади снова зазвенел трамвай. Ваня бросился в сторону, и вагон, громыхая, промчался мимо. Кто-то, кажется, крикнул его имя. Да, на подножке передней, двери вагона висел Нигмат. Волосы его растрёпаны ветром. Вот он, удерживаясь рукой за поручень и упираясь ногами в нижнюю ступеньку, отклонился от вагона и крикнул:
— Два дня тебе сроку! Два дня-я!..
Он хотел ещё что то добавить, но вдруг ударился головой об столб и тут же, потеряв сознание, рухнул под колёса.
— Нигмат! Нигматка-а! — подбежал к нему Ваня.
Трамвай, взвизгнув тормозами, остановился. Но было уже поздно. Лежавшее в луже крови за трамваем тело не двигалось. Ваня склонился над приятелем и, чтобы не зареветь от горя, закусил губу.
Из трамвая вышел народ. Водитель — женщина, закрыв лицо руками, начала тихо всхлипывать:
— Пропала я, пропала! За то, что человека задавила, — десять лет…
