Ваня задержался у двухэтажного дома, о котором так много рассказывал Николай Филиппович. Раньше здесь была булочная Деренкова. На чертеже, посланном Горькому, Алексей Максимович пометил дом этот цифрой три… Ване казалось, что в эту минуту может случиться чудо: вот-вот на крыльце появится Лёша Пешков. Нет, не появился. Ваня заглянул в подвальное окно — в пекарню. Там огромные корыта, разрушенная печь, земляной растрескавшийся пол. Здесь Лёша когда-то месил тесто ночью, а рано утром, повесив через плечо тяжёлую корзину с булками, разносил их по городу — в «Марусовку», университет, по квартирам. На дне корзины часто лежали запрещённые книги, которые надо было передать в надёжные руки.
А каким трудным был для Лёши 1887 год. Кругом безработица, беспорядки. Студенты университета собираются на сходку. Одного из зачинщиков этой сходки В. И. Ульянова ночью забирает полиция. Вскоре сажают в тюрьму и друзей Лёши — Плетнёва, Рубцова, студента Евреинова.
Пешков один остался. Без друзей. А тут ещё полюбил он красивую девушку, дочь хозяина, и та пренебрегла им, простым рабочим. Жить надоело. 12 декабря Пешков написал записку и поздно вечером пошёл на Фёдоровский холм у Казанки. В пути он встретил ночного сторожа, старика-татарина Мустафу Юнусова. Тот разговаривал с бродячим котёнком. «Возьми его, дедуся, — попросил Пешков, — спрячь за пазуху, а то замёрзнет»… Немного погодя старик услышал выстрел в побежал к обрыву над Казанкой. Там, на крутом откосе, лежал этот парень в крови. О котёнке позаботился, а сам себя не пожалел. Старик Мустафа доставил его в больницу. Лёше сделали операцию. Хорошо хоть пуля не задела сердце.
Когда же Пешков поднялся, церковники вызвали его в монастырь, на суд. Лёша сказал им: «Не тревожьте. Не то повешусь, на монастырских воротах!» Его тут же отлучили от церкви на семь лет…
«Вредные эти церковники, — подумал Ваня. — Как ни старались, а победить не смогли такого парня. И как ещё посмеялся над ними Горький! Что значит рук не опускать…» Ваня тоже не скиснет… А вот, наконец, и больница.
Едва приоткрыв тяжёлую дверь с медной ручкой, Ваня проскользнул в приёмную. Там из окошка выглянула тётя в белом колпаке.
— Передачу, мальчик? — поинтересовалась она, придвинув поближе к себе корзину, плетёную из гладких белых прутьев. — Кому? В какую палату?
— Пустите меня к Николаю Филипповичу, тётя. К учителю… Пожалуйста…
— К учителю? Его вчера, как тяжелобольного, перевели в четырнадцатую палату. К нему нельзя, мальчик.
