Ваня поднялся и, глядя в глаза учительнице, сказал ей:
— Какой же он Чемберлен?
— Садись, Кабушкин! Садись на место! Я тебе слово не давала.
— Зачем же дают ему кличку?
— Не спорь. За поведение ставлю двойку.
— Хоть единицу!
— Сейчас же выйди вон! — топнула ногой Полина Петровна, покраснев до ушей и тряхнув головой так, что серьги её задрожали.
— Пожа-а-луйста, — процедил Ваня, подымаясь.
— И я выйду! — сказал Харис.
— И я… И я… — послышались голоса.
Хлопая крышками парт, ребята поднимались один за другим. Даже Гульсум не выдержала — встала.
Не ожидавшая такого оборота, учительница побледнела и неожиданно крикнула:
— Из класса никто не выйдет! Са-ди-и-тесь по местам!
Все послушались. Но порядка на уроке больше не было.
Когда вышли на перемену, Гумер, улыбаясь, пропел вполголоса:
Чемберлен, так его разэтак.
Под обстрел взял город Мекку…
[1]Мимо погрустневшего Бикбаева с шёпотом: «Чемберлен!.. Чемберлен!.. Пузатый лорд!» — прошли Андрейка и его приятели. Порозовевшая, как пончик, только что вынутый из печки, прошла Светлана, сунув незаметно в ладонь Ване какую-то бумажку. Он прочитал её на подоконнике. Там было написано, «Мы восхищены вашим геройством. Держитесь!» И подпись — размашистым почерком: «Светагул».
Ваня передал записку Харису.
— Не пойму только, почему так расписалась.
Харис, прочитав, пожевал губами.
— Подписались трое, — догадался он. — Первыми слогами своих имён. Све-та… понял?.. Та-мара… Гуль-сум.
Стало немного веселее. Но всё равно друзья ждали, что их вызовут к директору. Однако такого вызова почему-то не было до самого конца уроков.
Это событие ещё больше сблизило Кабушкина и Бикбаева. Оба считали себя невиноватыми. Ученики смотрели на них с уважением. И Ваня уже надеялся, что Полина Петровна исправит ему двойку. Но та упорно молчала.
Что предлагает дядя Сафиулла
Мать Вани работала в первую смену. Поэтому встречались они только вечером. И почти не разговаривали в эти дни, затаив друг на друга обиду. Ирина Лукинична терпеливо ждала, когда её сын раскается и перестанет играть в разбойников. Да ещё в божьем храме. А Ване стыдно будет перед ребятами, если откажется. Во-первых, не трус он, во-вторых, они играют не в разбойников, а в «белых» и «красных». Потом на берегу Казанки начнут воевать не хуже, чем в кино.
Вернувшись домой из школы, Ваня хлебает картофельный суп, оставшийся от завтрака, затем бежит к Харису. Тот живёт с родителями на втором этаже, в деревянном доме. Дверь в их квартиру всегда раскрыта. Слева у порога стоят рядком галоши, разные сапожки. Такой здесь порядок: обувь, которую носят на улице, снимают за порогом и в комнату входят в одних чулках. Лесенки чисто вымыты, на полу от самого порога тянутся постланные дорожки с цветными узорами. Передний угол. комнаты занавешен красным пологом с круглыми, как у павлина, радужными пятнами, за пологом высятся пухлые, будто надутые воздухом, подушки. Печка всегда побелённая, самовар на столе сияет, как солнце. И не только самовар — сами хозяева, казалось, тоже светятся, встречая гостя радостной улыбкой… Если приходишь к ним во время обеда, не отговоришься что сыт, спасибо. Хозяйка непременно скажет: «Каждому кушанью своё место» — и всё равно за стол посадит. В этой семье в особом почёте чай. Особенно чёрный. С едой может быть иногда и плохо, бывают перебои, но чай всегда имеется. Как только гости на пороге — перво-наперво ставят самовар: такой обычай.
