А вот и он сам. Увидел, чем занимается Искандер, отвернулся смущённо, а потом опять беспечно махнул рукой, уселся, прислонившись к задку тачанки, и тут же скривился, со стоном схватился за левое плечо. Искандер хотел сгоряча ругнуть его, сказать, что с патронными коробками нужно обращаться осторожнее, но, увидев искажённое гримасой лицо друга, осёкся.
— Что с тобой?
— Да ничего. Пройдёт.
— Что пройдёт? Чего ты темнишь?
— Осколком плечо царапнуло. Давно уже.
— Ну-ка покажи!
Так вот почему Рим был эти дни таким замкнутым. Рана загноилась, рука от плеча до локтя распухла, посинела.
— Ты что же, дурак, делаешь?! Без руки хочешь остаться?! Иди немедля в санчасть!
— В санчасть… — Рим криво усмехнулся. — Туда пойдёшь, быстро не вырвешься. А мне воевать надо, драться. — Он стукнул себя в грудь. — Тут, знаешь, как горит. Мать повесили. Отца в печи сожгли. А ты лезешь со своими дурацкими деревьями, — он мотнул головой в сторону облитых золотом каштанов. — «Красавицы, красавицы!» Только соли на рану подсыпаешь! — Рим говорил хрипло, он словно задыхался. — А знаешь ты, что я в день свадьбы невесту похоронил? Прямо в свадебном платье положил в могилу! Немцы Киев бомбили… Теперь санчасть… Ты лучше спроси, что я сделал, чтобы отомстить за всех?! — Рим опять стукнул себя по груди. — Не уберёг командира?..
— Так ведь не ты один был возле него, Рим. Никто тебя не обвиняет, и зря ты терзаешься…
— Я сам себя виню. Ведь какой был командир!
— Не погиб же. Поправится и вернётся.
— Вернётся, конечно. Только если б берегли как следует, не ранило бы его. Ведь под носом у меня стрельнул фашист! На секунду я опоздал. Но зато и фриц у меня стал, как решето.
— Это так. Однако санчасти тебе всё равно не миновать. Какой ты вояка в таком виде? В госпиталь не отправят, не бойся, рана-то, сам говоришь, — пустяковая, только гноя, видать, много. Как ты терпел?
— Не отправят? Как бы не так. Ты что, докторов не знаешь? Тысячу болячек найдут. Особенно сейчас, когда полк на отдыхе.
Рим оказался прав: из санчасти он не вернулся.
Полк продолжал стоять в лесу, километрах в ста от Чернигова. «Отдых» уже порядком надоел. Каждый день одно и то же: теоретическая учёба, выработка и закрепление боевых навыков, политзанятия. Короче, ни одной, можно сказать, свободной минуты.
И вдруг по эскадронам молниеносно распространилась радостная весть: вернулся комполка, поправился. Бойцы любили командира. Кусимов хорошо знал своё дело, был решителен в бою, храбр, пулям не кланялся, но и зря не подставлял голову, а главное — по-настоящему заботился о солдатах. Кроме башкир, в составе полка было много бойцов других национальностей. «Все, кто бьётся за Родину, за её свободу, — братья по духу, по оружию!» — любил повторять командир. Он был очень справедлив. Попусту никого не хвалил, но и зря не наказывал.
