— Дядя Серёжа!
— Что за чёрт? Чудится даже… Вот до чего доругался.
Ротмистр сердито кольнул шпорами кобылку. Снова заплясал между возами.
Оборванец болгарин в драном полушубке, в нахлобученной шапке протискивается к начальнику обоза, расталкивает бесцеремонно погонщиков, солдат. Дерзко схватил под уздцы офицерского коня, не пускает, ловко увертывается от нагайки.
— Ах ты образина! С ума спятил, обезьянщик несчастный. Эй, кто там ближе, оттащи его, всыпь!
— Дядя Серёжа! Ведь это же я, слушайте…
— Шурка? Шурка Елецкий, ты? В каком виде?
Оборванец с радостным смехом обнял растерявшегося ротмистра, чуть не стащивши его с седла.
— Что с тобой, Бога ради? Что за маскарад? Ведь ты телеграфировал мне в отряд, что кончил со старшинством, едешь в ординарцы?..
— Дядя, я уже был в отряде. Я из отряда… то есть я сейчас из командировки. Я вам сейчас всё расскажу… Я сейчас…
Корнет Елецкий торопливо обернулся, стал кого-то разыскивать в толпе теснившихся вокруг неожиданной сцены, обветренных лиц.
— Кого ты разыскиваешь? Да постой же, расскажи толком. Что с тобой?
— Ах, дядя… Со мной мой проводник.
— Что ж из этого? Проводник не убежит. Расскажи толком.
— Дядя, со мной приключение. Такое… Вы не поверите. Сейчас, постойте… Христо! Христо, где вы? Проходите сюда. Где же он, в самом деле?
— Эй, пропустить там проводника.
Ротмистр повернулся в седле, махнул солдатам, плотно сомкнувшимся возле группы.
— Никак нет, вашскродие. Никак нет, мы не задерживаем.
— Эй, братушки, кто тут из вас к его благородию?
— Никак нет, никто не отзывается.
— Наверное, оттёрли, отстал. Экая теснота.
Ротмистр крикнул казака, передал ему лошадь. Разминая уставшие ноги, ещё раз оглядел диковинный костюм племянника. Серб-ординарец тоже слез с лошади, подошёл к офицерам, почтительно козырнув, наклонился к уху ротмистра.
— Как ты говоришь? Гм… неудобно, да что поделаешь? Ага, кофейня? Проведи, проведи. Сидоренко, как эта чёртова толчея прекратится, доложи мне вон туда, в этот духан, или как его там, по-здешнему. Ну, идём, племянник, идём. Что начудил, чем обрадуешь?
В низкой, насквозь прокуренной комнате с вытертыми и засаленными оттоманками офицеров встретили низкими поклонами. Подали чашечки с крепким душистым кофе вместе с гущей. Ротмистр брезгливо отплюнулся.
— Прибери-ка, брат, свою бурду куда подальше. Вина нет? Ну, всё равно. Говори, Шурка, живей. Того и гляди, обоз тронется.
Ротмистр задымил крепчайшей «пушкой». При первых же фразах племянника сделал круглые изумлённые глаза и расширял их с видом крайнего изумления по мере рассказа.
