— Егор! Переседлай правую пристяжную своим седлом! — обратился Карновский к нарочному.
Тот бросился тотчас отвязывать постромки. Служащие знали, что директор не любил повторять своих приказаний.
Карновский, не обращая больше внимания на своих спутников, достал из-под сиденья тарантаса изящный кожаный, усыпанный монограммами портфель и достал оттуда чистый лист и дорожную чернильницу.
Обмакнув перо, он принялся что-то быстро писать, время от времени заглядывая в письмо, переданное нарочным.
Наскоро пробежав глазами написанное, он порылся в одном из кошелёчков портфеля и тщательно наклеил в заголовке письма две зелёные гербовые марки.
— Готов, Тимофей?
Рассыльный, покряхтывая, слез с козёл, подошёл к засёдланной пристяжной, подтянул подпруги, потряс зачем-то лошадь за гриву и, нащупавши стремя, быстрым, упругим движением, какого трудно было ждать от его старого тела, вскочил в седло.
— Егор! Ты проводишь Тимофея, — обратился Карновский к нарочному, заклеив конверт и надписав адрес. — Возьми у Кирьяна попону вместо седла… А ты, Тимофей, передай пакет горному исправнику. И обязательно под расписку… заезжай прежде в банк и возьми разносную книгу. Ни в какие разговоры не вступай. Понимаешь?.. «Не могу знать» — и больше ни слова. Спросят, где барин, отвечай: «Отдали мне пакет и уехали экстренно к себе на заимку…» Я вернусь завтра… Ну, с Богом! Ах да! Постойте-ка!
Карновский вытащил бумажник, порылся в одном из отделений и протянул Егору новенькую двадцатипятирублёвую бумажку:
— Получи… За быструю доставку.
Он улыбнулся на счастливую растерянную физиономию Егора и легонько толкнул в спину кучера.
— Кирьян! Ходу вовсю!.. Через сорок минут чтоб быть на заимке!
Полтора года назад, в то время когда в одной из столичных газет проскользнула заметка по поводу проекта соединения северных бассейнов с великой сибирской магистралью при помощи железнодорожной ветки, Карновский, сразу понявший и оценивший робко намеченную заметкой задачу, поспешил приобрести десятин полтораста, узкой полосой протянувшихся вдоль берега реки в восемнадцати вёрстах от города.
Изучивший уезд ещё в качестве члена заводской комиссии, он отлично знал, что приобретённый им участок, на протяжении, по крайней мере, трёх вёрст, единственное место, где будущая ветка может перевалить хребет.
Он лично поехал в Петербург, развил и поддержал высказанный газетой проект, сумел заинтересовать в успехе его нужных людей. Не остановился даже перед тем, чтобы поддержать начатую кампанию несколькими десятками тысяч «из своих личных средств», как он заявил в Петербурге.
