— Навершной катит! — заметил Кирьян, подбирая вожжи.
— Кого Бог несёт? — подозрительно поджал губы рассыльный. — Казаки в одиночку не ездят.
— Место глухое! — поддержал кучер.
Карновский молча расстегнул свой балахон и переложил в наружный карман браунинг.
— В случае чего, ваше превосходительство, вы мне двустволочку вашу передайте! — преважно сказал Тимофей. — У кучера руки заняты.
— Пустяки! — возразил Карновский. — Наверное, с приисков либо на телеграф… От города отъехать не успели.
— В прошлом году у самой заставы слепые артельщика зарезали, — прошамкал Тимофей. — Однако Бог милостив.
Кирьян осадил лошадей, и почти в ту же минуту у самой дуги вынырнула из тумана высоко задранная горбоносая голова серого маштака.
— Егорка?! — удивлённо окликнул Кирьян.
Скуластый приземистый малый, в верблюжьем бешмете и сбитой на затылок старой мерлушковой шапке, сразу осадил маштака на задние ноги, сунулся с разгона носом в гриву и, комочком слетевши с седла, бросился к тарантасу.
— Нашего барина… везёте? — испуганно прохрипел скуластый курьер.
— Знамо, нашего, протри шары… Ай с утра спятил?
Малый торопливо расстегнул бешмет, вытащил серый измятый конверт с подмокшим от пота адресом и протянул Карновскому:
— Ваше превосходительство, господин дилехтор! Вам приказано представить. Пётр Петрович, доверенный ваш, отправил. Лошадь, говорит, загони, а чтобы нынче до вечера письмо у барина было.
— Однако что такое стряслось? — тревожно шамкал с козёл старик рассыльный. — Ты толком-то барину расскажи, чалдон заимочный!
Карновский быстро распечатал конверт. Брови его внезапно поднялись так высоко, что пенсне соскользнуло с носа. Он быстро надел его снова и впился в письмо глазами. Страшная бледность покрыла его лицо. Видно было, как дрожала рука.
— Святители-батюшки! — испуганно прошептал Тимофей.
Карновский оторвался наконец от письма. Всё ещё бледный, он молча поднял голову и уставился широко раскрытыми глазами куда-то вперёд, поверх голов тяжело молчавших людей. Глухо брякали бубенцы на ошейнике переступавшей с ноги на ногу пристяжной. Высоко в воздухе, в той стороне, где в тайге пряталось озеро, висели звенящие нежные звуки: должно быть, летела стайка больших куликов.
Карновский взглянул на Тимофея и сказал спокойным и тихим голосом, под которым наблюдательному человеку легко было бы угадать целую бурю, закипевшую внезапно в душе дельца:
— Тимофей! Ты верхом ездить не разучился?
— Никак нет! — ответил рассыльный, с удивлением улавливая в голосе барина радостные ноты.
