А еще есть странная история Кэтрин Уэлдон, домохозяйки из Бруклина, которая уезжает на Запад и становится одной из жен Сидящего Быка. И почти фарсовое описание приезда из России великого князя Алексея Александровича: как он охотится на бизона вместе с Буффало Биллом, как с приключениями едет на пароходе по Миссисипи в компании генерала Джорджа Кастера и его супруги. И история генерала Шермана, который взял себе второе имя в честь индейского воина и при этом установил «военный контроль над всеми резервациями индейцев племени сиу», с которыми его обязали обращаться как с военнопленными, а год спустя этот человек получил право «решить, где будет установлена статуя Свободы — на Губернаторском острове или на острове Бедлоу». И снова Эмма Лазарус, тридцати семи лет, умирающая от рака, а у ее постели Роза Готорн, которую так потрясет смерть подруги, что она примет католичество и, уйдя в монастырь Святого Доминика под именем сестры Альфонсы, посвятит оставшиеся тридцать лет уходу за безнадежно больными. В книге десятки таких невыдуманных эпизодов, которые под пером Сакса выглядят все более фантастическими, как будто они порождены галлюцинациями или сновидениями. Роман становится все более зыбким, с непредсказуемыми ассоциациями и поворотами, а также резкими сменами тональности, и в какой-то момент ты чувствуешь, как отрываешься от земли и медленно взмываешь в небеса подобно гигантскому метеозонду. А когда твое воздухоплавание подходит к концу, вдруг понимаешь: ты забрался в такую головокружительную высь, что путь назад тебе заказан, можно только упасть и разбиться в лепешку.
Не обошлось, конечно, и без огрехов. Хотя Сакс делает все, чтобы их замаскировать, временами роман кажется слишком уж сконструированным, оркестровка событий излишне механистичной, а персонажи неживыми. Помнится, когда я первый раз читал его, где-то на середине книги я подумал, что Сакс скорее мыслитель, чем художник, но мне порядком мешало то, как он вбивал мне в голову очередную важную мысль или вкладывал в уста персонажей некие идеи, вместо того чтобы позволить событиям развиваться своим ходом. Хотя он не писал впрямую о себе, видно было, что для него это глубоко личная книга. Доминирующей эмоцией была ярость, откровенная, бурлящая: яростное неприятие Америки, политического лицемерия, расхожих мифов, которые следовало разрушить. Если вспомнить, что Вьетнамская война была в разгаре, а Сакс за свои антивоенные убеждения сидел в тюрьме, природу этой ярости понять нетрудно. Она задала роману резко полемический тон, и она же, мне кажется, стала секретом его мощи, той пружиной, которая толкает действие и не позволяет читателю отложить книгу в сторону. Сакс начал писать «Нового колосса», когда ему было двадцать три, и за пять лет работы сделал семь или восемь вариантов. В печатном виде получилось четыреста тридцать шесть страниц, которые я проглотил за один присест в тот же вечер. Все мои замечания были ничтожными в сравнении с восторгом, который я испытал. На следующий день, придя с работы, я написал ему о том, что это великий роман и что в любой момент, когда ему захочется распить со мной стаканчик-другой бурбона, я почту за честь показать себя достойным собутыльником.
