— Вас ждут, — эти слова секретарша произнесла не сразу. Вначале она озабоченно вышла из кабинета, подумала о чем-то, не выпуская ручку двери, будто решала — не вернуться ли ей, чтобы выяснить еще один вопрос, тоже очень важный, но все-таки прошла к своему столику, переложила бумажки, узнавая каждую и к каждой имея отношение, зная историю каждой бумажки и ее будущее, потом взяла телефонную трубку, чтобы позвонить кому-то, и уже набрала несколько цифр, но тут невзначай увидела этого человека. Вскинула брови как бы в растерянности — что ему здесь, в приемной, нужно? Ах да! Ведь его вызывали... И только тогда, не торопясь, произнесла приглашающие слова, продолжая набирать номер телефона. Но, заметив, что Панюшкин не смотрит на нее, положила трубку и унеслась куда-то, где ее любили и баловали, где шутили с ней рискованные шутки, а она смеялась звонко и грозила пальчиком.
Панюшкин не по росту большими шагами подошел к обитой черным дерматином двери, взялся за ручку и, вздохнув, задержал дыхание. Рванув дверь на себя, он перемахнул через маленький темный тамбур, призванный ограждать кабинет от шума приемной, и ступил на мягкую ковровую дорожку, которая вела прямо к столу секретаря.
Секретарь по промышленности Олег Ильич Мезенов писал что-то, чуть склонив голову. "Конечно, — подумал Панюшкин, — что же ему делать, как не писать. Иначе посетители по своей испорченности могут, чего доброго, подумать, будто ему и заняться нечем. А так — пишет.
Может быть, даже что-то очень важное. Проект постановления, например, или проект решения. И никто не осмелится даже подумать, что секретарь письмо куда-то строчит, возможно, сугубо личное письмо".
— Здравствуйте, Николай Петрович! Как долетели? — Мезенов поднял голову, улыбнулся, и его лицо, освещенное отраженным от бумаг солнечным светом, показалось Панюшкину оскорбительно молодым.
— Долететь — не вылететь, — обронил Панюшкин, усаживаясь в кресло. Он сразу понял, что секретарь волнуется. Значит, разговор предстоит серьезный. Панюшкин и за собой замечал эту слабинку — волновался, когда предстояло сделать кому-то неприятность.
— Мне всегда нравились люди, способные сразу посмотреть в корень, — Мезенов отложил ручку, спрятал бумаги в папку.
— Сутулый потому что, вот и смотрю в корень, — Панюшкин быстро взглянул на секретаря из-под нависших бровей и снова опустил их, будто забрало опустил.
«Молодой еще, совсем молодой, — подумал. — Горный закончил. Или политехнический. Хотя нет, скорее всего, экономический. Года два-три назад... Как же он успел? Голова варит? Выходит, варит».
