К счастью, злой гений проник повсюду, воплотившись в объективную энергию зла. Пусть люди как угодно назовут это нечто, прокладывающее себе дорогу: проклятой стороной вещей или странным аттрактором, судьбой или ощутимой подчиненностью начальным данным, — нам не уйти от этого нарастающего могущества, от этой экспоненциальной траектории, от этой подлинной патафизики эффектов, не поддающихся измерению. Эксцентричность наших систем неотвратима. По словам Гегеля, мы существуем в жизни, которая движется внутри самой себя посредством того, что есть смерть. По ту сторону определенных границ нет больше отношений причинности, ведущих к определенному результату, есть только вирусные отношения, стремящиеся от одного результата к другому, а система в целом движется по инерции. Кинопленка, демонстрирующая этот рост могущества, эту быстроту и ужас смерти, и есть современная история проклятой стороны вещей. Нет нужды стремиться к тому, чтобы найти объяснение этому, в наши дни надо стать зеркальным отражением этого процесса. Надо превзойти скорость событий, которые сами уже давно превзошли скорость освобождения. Надо говорить о непоследовательности, аномалии, катастрофе, надо признать жизнеспособность всех этих экстремальных явлений, которые пускают в ход уничтожение, прибегая при этом к неким таинственным правилам игры.
Зло, как и проклятая сторона вещей, возрождается за счет собственного расходования. Это аморально с экономической точки зрения, как аморальна, возможно, неразделимость Добра и Зла с точки зрения метафизической. Это — насилие, совершаемое над разумом, но надо признать жизненность этого насилия, этого непредусмотренного перегиба, который уводит все сущее по ту сторону от предназначенных целей, ставя его в сверхзависимость от другого конечного состояния — какого именно?
Всякое освобождение затрагивает в одинаковой степени и Добро, и Зло. Оно приносит свободу нравов и умов, но оно же дает волю преступлениям и катастрофам. Освобождение права и наслаждения неотвратимо ведет к освобождению преступления (это очень хорошо понимал маркиз де Сад, чего ему так никогда и не простили).
Перестройка в СССР, наряду с этническими и политическими требованиями, сопровождается увеличением числа несчастных случаев и природных катастроф (включая вновь открытые преступления и несчастные случаи прошлых лет). На поверхности либерализации и расширения прав человека показывается некий спонтанный терроризм. Говорят, что все это уже существовало прежде, но тогда не вызывало ничего, кроме цензурных запретов. (Одна из самых существенных претензий к сталинскому режиму состоит в том, что от нас было скрыто множество кровавых событий, благодаря цензуре не ставших достоянием никого, кроме будущих поколений, которые увидят в них лишь необдуманные политические акции. Сталинский режим упрекают в том, что он вымораживал из этих сладострастных, кровоточащих форм преступления, которые они в себе таили, — то есть в том, что этот режим нарушил универсальный закон об информации, как и нацистский режим, державший в тайне Холокост, который был также реально совершенным преступлением.)
