- Я...
- Молчите! Сам знаю! Вы этого не сделали потому, что вы никому не известны. Страна не знает своих ученых: Бранли, Пастера и... прочих. А почему не знает?
- Дело в том...
- Я вас за язык не тянул! Режим-вот причина всему, этот глупейший и отвратительный режим, которому плевать на государственные ценности. Знаете, кто вы, мосье?
- Простите?..
- Да, да! Вы живое осуждение Пятой республики и этого ничтожества де Голля, который вообразил, что ему все дозволено. Оставаясь в безвестности, мосье, вы служите Франции. И от имени Франции я, Фермижье дю Шоссон, говорю вам мерси!
Он обмакнул кусочек хлеба в яйцо и решительно принялся за еду. Потом он долго и мечтательно вытирал губы и небрежно протянул мне руку.
- До встречи, друг мой. Скажите Конту, чтоб он сделал все необходимое. Четыре страницы с цветными иллюстрациями и не слишком много текста. Пусть постарается взять интервью у Жена Ростана или у Альфреда Сови. И не забудет дать ссылку на труды Тайяра дю Шардена [ K рупнейший католиюеский богослов XX века ]. Приезжайте как-нибудь ко мне на виллу поглядеть моих лошадок.
ГЛАВА ШЕСТАЯ,
в которой я продолжаю служить своей отчизне
Через десять дней после моего визита к Фермижье я был зачислен в пехотную часть, стоявшую лагерем в Бельхаде, неподалеку от Бордо, Вместе со мной жили баски и парни из ланд, горлопаны и драчуны. Я давно уже наметил линию поведения на тот случай, если мне придется жить в казарме вместе с моими однополчанами. Поскольку изображать из себя видавшего виды человека мне было попросту не под силу, я решил первым делом избегать любых столкновений. Но тут я рисковал прослыть трусом. Так что оставалось воспользоваться своим моральным превосходством и сразу же поставить себя выше остальных. Если я этого добьюсь, тогда главное- это не уронить свою репутацию, которой могут повредить слишком изысканные манеры, и вместе с тем остерегаться впадать в излишнюю демагогию.
Некогда, во время Освобождения, мне довелось наблюдать за бывшим начальником скаутской команды, старшим лейтенантом французских сил внутреннего Сопротивления, который командовал матросами траулера, причем по сравнению с самым отесанным из них мой отец сошел бы, пожалуй, за человека ангельского терпения и светского воспитания. Однако этот невзрачный очкарик с замашками семинариста делал с ними все что хотел. Его система была построена на эффекте контраста. Из его уст, созданных, казалось бы, лишь для того, чтобы читать "Отче наш", извергался нескончаемый поток самых замысловатых проклятий, самых громовых угроз, самых грязных непристойностей, какие когда-либо приходилось слышать его подчиненным. Но вся эта кошмарная брань, которую он изрыгал с самым простодушным видом, должна была внести умиротворение, привить мудрость, и диктовалась она чистой и наивной моралью. Словно зачарованные столь искусной сменой выражения лица, голоса и чувств, эти головорезы, похожие на пиратов, вели себя смирно, будто на первом причастии.
