В ее присутствии мужчины, даже самые завалящие, всегда чувствовали себя истинными представителями сильного пола – уж так она на всех влияла. Она не прилагала к этому ни малейших усилий, все получалось у нее само собой. Что греха таить, я жаждал ее всеми фибрами своей души. Мне хотелось побыть с ней, сжать ее в своих объятиях хотя бы раз, чтобы потом сохранить воспоминания об этом до конца своих дней. Она испытывала по отношению ко мне какие-то особые чувства и давала мне это понять десятками различных способов и довольно часто. Оливия была не прочь меня помучить, принимая различные эротические позы, – знала же, что я хочу, но не могу взять ее из-за боязни скандала, ну и по той еще причине, что я любил жену и детей и не желал причинять им боли. Но главной причиной моей бездеятельности была любовь к Богу и наши с Оливией расхождения в смысле того, что перед лицом Творца морально, а что – смертный грех.
Но при всем том я с ней грешил – в мыслях, конечно, и мои сексуальные фантазии со временем обратились в навязчивую идею. Дня не проходило без того, чтобы я не предавался с ней любви в своем воображении. Я, знаете ли, так ни разу до нее и не дотронулся. И никогда не говорил ей, какие чувства к ней испытываю. Но мысли о сексе с Оливией, часто непристойные, продолжали меня одолевать. Я думал об этом во время наших долгих прогулок по берегу протоки, где водится форель, когда мы с ней без конца вели теологические споры. Полагаю, она тоже об этом думала, хотя и словом мне об этом не обмолвилась. Все было ясно по тому, как она прикасалась к моей руке, которую иногда целовала. А еще она гладила меня по щеке, прижималась ко мне всем телом, а как-то раз даже провела пальцем по моим губам. Помнится, тогда я едва не потерял голову. Короче говоря, любя ее, я испытал все муки ада.
Однажды она обратила внимание на мои муки и сказала мне в первый и последний раз что-то по-настоящему интимное. «Эдвард, – призналась Оливия, – любовь, страсть, секс – все это для меня вещи мимолетные, преходящие, своего рода забава. Главное, чтобы человек, с которым я предаюсь такого рода утехам, знал, что это несерьезно, всего только игра, но при этом учитывал, что, как во всякой игре, здесь в выигрыше остается только один. По этой причине я никогда не затевала любовных игр, если чувствовала, что могу ранить моего партнера прямо в сердце и он в результате истечет кровью. Трудно оставлять человека, которого любишь, но в нашем случае я вынуждена это сделать, поскольку вы любите меня выше всякой меры».
