Касваллон, не удостоив его ответом, осторожно перевернул на спину раненого подростка. Убедившись, что раны заткнуты тканью, он вскинул мальчика на плечо, подхватил посох и скрылся в лесу.
Гаэлен ворочался и стонал — наложенные недавно швы больно стягивали воспаленные раны. Открыв глаза, он увидел перед собой каменную стену пещеры. Запах горящего бука щекотал ноздри. Мальчик перевернулся на здоровый бок и увидел, что лежит на широком сосновом топчане, укрытый двумя шерстяными одеялами и медвежьей шкурой. Пещера насчитывала шагов двадцать в ширину и тридцать в глубину, но в дальнем ее конце виднелся какой-то ход. Занавес, сшитый из шкур, закрывал устье. Гаэлен осторожно сел. Кто-то перевязал ему бок и раненый глаз. Он пощупал обе повязки. Боль еще не совсем прошла, но не могла даже сравниться с той мукой, которую он испытывал, когда полз.
Наискосок от кровати, позади грубо вытесанного стола, помещался очаг, искусно вделанный в основание природного дымохода. В нем пылал огонь. Рядом лежали буковые поленья, кочерга и медный совок.
По краям занавеса ярко светило солнце. Гаэлен, постанывая, доковылял до входа, поднял завесу. Внизу расстилалась долина, зеленая с золотом, с каменными домами и деревянными житницами. Ленты ручьев пересекали возделанные поля. Слева паслось стадо лохматых длиннорогих коров, в других местах — овцы и козы, даже лошади стояли в загоне.
У Гаэлена задрожали коленки, и он вернулся назад. На столе лежал овсяный хлеб, стоял кувшин с ключевой водой. В животе заурчало от голода. Мальчик отломил краюху, налил в глиняную чашу воды.
Никогда еще он не бывал так высоко в горах. Ни один житель равнины не поднимался сюда, на эти запретные земли. Горцы дружелюбием не отличались. Иногда они приходили на рынок в Атерис, но никто из горожан не решился бы нанести им ответный визит.
Он попытался вспомнить, как очутился здесь. Ползя к лесу, он вроде бы слышал какие-то голоса, но действительность в его воспоминаниях путалась с бредом.
Человек по имени Оракул улыбался в глубине пещеры, глядя, как парень ест. Крепкий мальчонка, живучий, как волк. Пять дней он боролся с горячкой и не заплакал ни разу — даже когда переживал в бреду самые страшные мгновения своей молодой жизни. За это время он лишь дважды приходил в чувство и жадно пил теплый бульон, который давал ему Оракул.
— Вижу, тебе полегчало, — сказал старик, выйдя на свет.
Гаэлен подскочил и сморщился. Перед ним стоял высокий, худой старый горец в серой хламиде, подпоясанный веревкой из козьей шерсти.
