— Да, намного. Спасибо.
— Как тебя звать?
— Гаэлен, а вас?
— Фарлены называют меня Оракулом. Если ты голоден, я подогрею суп: он сварен из свиной требухи и придаст тебе сил. — Оракул поставил на огонь закрытый горшок. — Сейчас согреется. Как твои раны?
— Гораздо лучше.
— Больше всего хлопот было с глазом, — кивнул старик, — но он, думаю, еще послужит тебе. Кривым не останешься. Что до раны в боку, она не тяжелая: копье просто проткнуло тебе бедро, не задев ничего важного.
— Это вы меня сюда принесли?
— Нет. — Оракул поддел кочергой крышку, помешал в горшке деревянной ложкой. В молодости этот человек был, должно быть, могуч, решил Гаэлен. Теперь его руки стали костлявыми, но плечи и запястья все еще широки. Светло-голубые глаза под густыми бровями блестят, как вода на льду. Он усмехнулся, поймав взгляд Гаэлена. — Раньше, в бытность мою лордом-ловчим Фарлена, я и впрямь был силен. Пронес большой валун Ворл на сорок два шага — за тридцать лет этого никто не смог повторить.
— Неужели мои мысли так легко прочитать? — спросил Гаэлен.
— Да. Ну вот, суп готов.
Они молча похлебали густого варева, макая в деревянные миски хлеб. Гаэлен не смог доесть и извинился.
— Ты пять дней почти ничего в рот не брал, желудок у тебя ссохся, — ответил старик. — Погоди немного и попробуй опять.
— Спасибо.
— Мало ты что-то вопросов задаешь, молодой Гаэлен. Или не любопытен?
— Любопытен, и очень, — впервые за все время улыбнулся мальчик, — просто не готов пока услышать ответы.
— Здесь тебе ничего не грозит, — заверил его Оракул. — Никто не отправит тебя назад к аэнирам. Ты не пленник и волен делать, что пожелаешь. Ну что, есть вопросы?
— Как я сюда попал?
— Тебя принес Касваллон. Он Фарлен, мастер-ловчий.
— Зачем ему было меня спасать?
— Не знаю, право. Сам он тоже не знает. Что ему взбредет в голову, то и делает. Хороший друг, страшный враг, истый Фарлен, но разгадать его трудно. Однажды, еще юношей, он охотился на молодую оленуху, а она возьми и попади в паллидский силок. Фарлены Паллидов не любят, поэтому он ее вызволил. Глядь, а у нее нога сломана. Он притащил ее на спине домой, выходил и отпустил в лес. Вот и пойми его. Не повреди она ногу, тут бы ей и конец.
— Выходит, я вроде той оленухи. Добеги я до леса целым и невредимым, Касваллон мог бы меня убить.
— Ты быстро соображаешь, люблю таких. Сколько тебе годов?
— Четырнадцать или пятнадцать…
— Ближе к четырнадцати, я бы сказал, но это не важно. Здесь о человеке не по годам судят, а по делам.
