На этом утомительная игра заканчивается. Отбросив личину почтительности и сразу меняя всю свою позу — торс свободно откидывается на спинку кресла, шея застывает в каменной неподвижности, руки непринужденно ложатся на подлокотники, — протер Вигурий сухим деловым тоном принимается рассказывать о возвращении Гионеля Маска, о его странном бредовом состоянии и, наконец, о его кончине.
Услышав о смерти престарелого композитора, Мельгерикс набожно складывает руки и говорит:
— Да ниспошлет ему бог единый вечное успокоение и райское блаженство. Ашем табар!
— Ашем табар! — откликается Вигурий и, помолчав ради приличия, спрашивает: — Ну а что же вы все-таки скажете обо всей этой истории, ваше беспорочество?
— А что тут говорить? — вздыхает протер-секретарь. — Смерть Гионеля Маска, конечно, большая утрата, но это общий удел всех людей. Его вечной душе теперь хорошо, ибо она уже вкушает неземную радость у подножия престола бога единого. Нам же остается воздать должное останкам усопшего. Я доложу об этом его святости. Надеюсь, узнав о том, что вы до конца выполнили возложенную на вас миссию, его святость смилостивится над вами и сократит срок вашей опалы. Смею думать, что вы стремились именно к этому.
— Безусловно, ваше беспорочество, безусловно! — горячо подхватывает Вигурий и, придвинувшись грудью к столу, тихо добавляет: — Однако я не это считаю теперь самым главным. Простите, ваше беспорочество, но вы, кажется, не уловили самое удивительное в моем сообщении!
— Я не уловил?… Что вы имеете в виду, дорогой коллега? — насторожился Мельгерикс.
— Я имею в виду странное помешательство Гионеля Маска, — твердо заявил Вигурий и снова откинулся на спинку кресла.
— Почему странное? Ведь врач вам ясно сказал: у больного горячка, он бредит…
— Да, да, это правильно! Он бредил в горячке! Но, ваше беспорочество, уж очень он удивительно бредил, слишком уж последовательно и логично, ни разу не сбившись! Подумайте, как все произошло! Его привез все тот же неизвестный человек, который накануне увез. Когда больной пришел в себя, то сразу начал бредить тем, что он маленький мальчик по имени Феруш. Он плакал, просился к маме домой, в Гух-Норб! Вы понимаете, какой ужас: великий Маек, для которого уготован мраморный саркофаг в сардунском Пантеоне Гениев, просился перед смертью в марабранский Гух-Норб! Этим он бредил непрерывно, вплоть до самой кончины. Даже за минуту до смерти, он, как мне сообщили, прошептал: «Мама, мама, не бросай своего маленького Феруша!» В течение восьми часов, которые он провел в своем доме после возвращения, он ни разу не осознал себя Гионелем Маском. Кстати, ваше беспорочество, я успел навести кое-какие справки. Феруш — это уменьшительная простонародная форма имени Фернол. Однако никакого Фернола ни среди родственников, ни среди друзей Маска мне обнаружить не удалось. Откуда же тогда, позвольте вас спросить, такой навязчивый бред?
